Прости мне мои грехи. Книга 2 (СИ)

      Докатилась.

      - Он... Не рассчитал силу. Мы... Трахаемся. Просто трахаемся.

      Эми не была удивлена, лишь в очередной раз изрекла слова, продирающиеся мне в мозг как бабочки, олицетворяющие надежду.

      - А разве можно просто трахаться? Это совсем не просто. Секс - это лишь физическое проявление одного и того же чувства.

      - Оставь эти сказки для детей, Бломен. Или хочешь сказать, тебя от великой любви изнасиловали?!

      - Бывают исключения. Бывают, не спорю. Перепихон в туалете Макдональдса, например, вряд ли можно назвать любовью. Но вот регулярно повторяющийся секс не может ничего не значить. Это я так, к примеру. И если уж на то пошло, то да. Даже мой насильник любил меня, он был одержим мной, болен. Я называла это кошмаром. Он называл это любовью.

      Одержим, болен.

      Ситуация напоминала мою, несмотря на то, что Стоунэм находился в трезвом уме и вряд ли являлся серийным маньяком.

      И всё же, Эмили ошибалась. В нем уж точно не было любви. Лишь беспрекословное желание подменить, покорить, нагнуть волю и характер.

      - Подумай, может ты даешь ему причины проявлять свои чувства так? Ты можешь сделать первый шаг, показав ему, как надо. Для этого нужно не так много - забота и доброта.

      Мы остановились, и я больше не желала слушать ее проповеди. Конечно, ласка ему нужна. Я пыталась. Я правда хотела сблизиться с ним. Но теперь хотела сжечь его на костре, как средневековая инквизиция.

      - Пока, Бломен.

      - Спасибо, Картер. - Как только Эмили произнесла это и собралась выходить из машины, я услышала звуки рока, издаваемые ее телефоном.

      На большом ярком экране четко подписывались лишь три яркие буквы MAX.

      Звонок от Макса.

      Она прижала руку с трубкой к уху, и я расслышала какой-то шум, голос, что что-то непрерывно ей объяснял.

      Когда Эми вышла из машины, последним, что удалось услышать, было:

      - Нет, это ты меня прости. Я идиотка, безумно соскучившаяся по тебе.

      Глава 7.

      POV Коул

      - Сука!

      Я с силой ударил кулакам по зеркалу, что висело в ванной. Злость на самого себя была густой, почти физически ощутимой. Вздувалась где-то внутри, будто требовала срочного устранения.

      - Отпусти меня!

      Я обращался к самому себе, к своему побелевшему отражению. При свете ламп мои глаза выглядели болезненно, жутко. Они такими и были. Словно у изголодавшегося вампира.

      - Какого хрена ты снова сидишь внутри... ПОЧЕМУ? - Вены бледного юноши из зеркала с мокрыми от пота каштановыми волосами так и норовили взорваться.

      Я боялся смотреть в собственные глаза, зная, что увижу там непроглядную тьму.

      Мне нравилось причинять боль.

      Гидеона я избил с неподдельным наслаждением, до крови, до фиолетовых синяков и крупных ссадин.

      Он умолял меня остановиться, а я все продолжал, бил его и бил, стараясь выпустить из него дурь.

      Дон не смел трогать ее. Он не должен был пускать свои грудничковые слюни в сторону Бекки.

      Брат за брата, а ее я никому не отдам. Погружу землю в пекло, сотру в порошок, но она МОЯ и точка.

      Тело Ребекки мое, и губы тоже мои.

      Зажмуриваюсь, представляю ее влажный, терпкий и чувственный рот. То, как губы дрожат, когда целую ее, погружаясь глубже, толкаясь в нее уверенно, быстро.

      Запах ее возбуждения, безумного секса, солоноватого пота и пряной кожи.

      Волосы. Как зарываюсь в волосы, ощущая жасмин и карамель.

      Понадобилось несколько раз, чтоб распознать эти запахи.

      Чертов токсикоман и наркоман в одном флаконе.

      Но мне нравилось делать больно и ей. Нравилось, как напрягаются ее соски от каждой капли воска, пролитой на ключицы.

      Розовые, острые и сладкие. Дополняющие офигенно красивую большую грудь, которую готов был мять без устали.

      Да. Да.

      Член набух от всех мыслей, в которых гуляла Ребекка.

      Девушка, которую я трахал. Женщина, которую не желал ни с кем делить. Бекка... Которую я боялся.

      Потому что пробуждала невиданное, раздражающее чувство. Чувство потери контроля над собой под номером два.

      Потому что первое было другим – тем, что сейчас заковало в тиски, не давая вернутся к привычному ритму жизни.

      Я резко поднял взгляд на зеркало, уставившись на нечто, обладающее черным, ониксовым взглядом - лишь маленький просвет из серой радужки между зрачком и темной каемкой вокруг говорили о том, что это был настоящий цвет глаз, а не надетые склеры.

      Нечто не было мной, потому что в отражении я видел его - отца.

      Я хотел привязать себя наручниками, лишь бы перестать сеять это зло вокруг.

      Я мог бы перерезать Ребекке горло и даже не вспотеть.

      Сделать это так же легко, как он с Дрейком.

      Мог бы избить собственного сына битой, гребенной битой, которая теперь помогала в братстве.

      Я мог бы...

      Тут я посмотрел на свои запястья. На шрамы, вскрывающие вены тоненькими рубцами.

      Я мог бы порезать вены собственному сыну.

      Все это сильнее меня, я погряз, ступил в болото, провалившись по шею.

      Выхода нет. Надежды нет. Грех пропитал насквозь, жестокость моя переходила все границы в последние время.

      Самым ужасным была безысходность. Непреложный факт того, что я не в силах ничего изменить, не в силах перекроить свое тело, вылечить зараженные гены.

      Был ли отец виноват в своих поступках?