Прости, Виктор

Разместились. Налили по первой, начали разговор. Как ты, а как ты? А этого видел, а того помнишь? Уволился? А вот этот спился, уволили с позором. Жаль, хороший мужик. Жизнь такая, после Чечни так и не пришел в себя. М-да, дела...

Потом и вторая, третья - молча, не чокаясь, за павших. Четвертая, чтобы третий тост за нас не пили.

Вторая бутылочка. Славка, помнишь, как нас тогда обложили, а вы...

Помню, Витя, помню, как будто все это было вчера, все помню...

И тут мне вспомнился один маленький эпизод той войны. Малюсенький, но вспомнился...

Когда стояли уже в станице Петропавловской, а это было в марте 1995-го, к нам часть пришла молодая женщина. Русская, лет двадцати пяти.

В мирной жизни она была красива, впрочем, на войне все женщины красивы, кроме чеченских...

Так вот эта женщина искала своего брата, который пропал без вести в боях в Грозном. Звали его Алексеев Сергей, звание - рядовой, был призван в ноябре 1994-го. Пацан сопливый, только присягу принял - и в мясорубку. У нас в бригаде тоже такие были... Были...

Так вот этот рядовой Алексеев был вообще не из нашей части, а из полка, в котором служил Волков. Она была в этом полку, ничего не узнала, ей посоветовали обратиться к нам. Может, во время прорыва кто-нибудь из наших с ним встречался, или знает обстоятельства его гибели?

И вот эта молодая женщина на свои деньги приехала из Воронежа и, рискуя жизнью, бродила по Грозному, по Чечне, разыскивая тело своего брата.

Лицо ее осунулось, под глазами черные круги, взгляд был, как бы сказать, не потухший, а угасший.

Больше всего меня поразили ее глаза. Большие голубые глаза, а запали внутрь. Это были красивые глаза, но они, казалось, ничего не видели уже. Страшные красивые глаза... Они врезались в память на всю жизнь.

Она опрашивала всех, кто принимал участие в том бою. Каждого солдата, прапорщика, офицера. Но никто не мог ей помочь. Мы хотели помочь, но не могли.

Нельзя было ее отпускать обратно вот так, самостоятельно; начальник штаба Сан Саныч поехал на Ханкалу, на совещание, сделал крюк и оставил девушку в аэропорту Северный. После этого никто ее не видел, и про Алексеева я больше не вспоминал. А вот сейчас, под воздействием водки и воспоминаний, я спросил у Виктора:

- Витя, а помнишь, боец у вас был Алексеев Сергей?

- Алексеев? - я удивился перемене настроения Виктора, он отшатнулся от меня как от сатаны.

- Ты чего?

- Так, ничего. Наливай! А что ты про него вспомнил? - перекрестился.

Я рассказал про сестру и ее глаза.

- Так, помнишь? И чего так тебя перекосило?

- Было дело... Помнишь Ахтурова?

- Нет.

- Здоровый такой, я с ним в одной машине жил?

- По-моему, Семен?

- Он.

- Ну, помню, и что? Мужик как мужик. И что?

- Когда вышли из Грозного вашу бригаду отправили на Запад, а нас - на Юг. Дело было в апреле. Я был дежурным по части, проверил посты, зашел в кунг выпить чаю. Ночь, часа три, туман, продрог насквозь. Захожу, а Семен не спит. Сидит один и спирт пьет. Один в три часа ночи. На войне рано спать ложатся. А он не спит. Мы с ним начали жить вместе в одном кунге, когда мою машину спалили в Грозном. Водила и напарник у меня был ранен, вот сам и водил свой "ГАЗон". А Семена напарник погиб. Я и переехал к нему. Он странный был, заносчивый очень. Но ничего не поделаешь, по службе я с ним особо не пересекался, так, спали под одной автомобильной крышей, да водку по вечерам пили... А тут он смотрит на меня, и что-то пьяное несет. Мол, он самый крутой, боевик, одним словом... Сам-то в разведку как-то не рвался, и принимал участие в боях, когда мы были в "котле". Как тогда, у больницы... И вот он начинает хвастаться, что он такой, он весь расписной, а награды его обходят. Ты за награды воевал, Слава?

- Нет, конечно. Не думал, что она мне вообще достанется, у нас в бригаде есть и были более достойные. Что дальше-то?

- Ну, вот. Слово за слово... Давай выпьем. - Было видно, что Виктору тяжело говорить. - Я возьми и ляпни, что он только в воздух стрелял, чтобы свой страх отогнать. А он и вспомнил про этого Алексеева... Когда духи наш батальон стали окружать, то все пошли на прорыв. И больные, и раненые, и командиры и тыл, одним словом, все. А боец этот молодой, Алексеев, по словам Семена, зажался в окопчик и не высовывается, прижался к земле и дрожит. Ступор у пацана.

- Бывает такое. По себе помню: много раз жалел, что не надел резиновые трусы, с таким бы удовольствие обделался от страха. И страшно было так, что челюсти "SOS" сами выбивали. Ну и что? Не боится только дурак. А пацан молодой. Это в первом бою кажется все нереально, просто как сон, кино, сказка. А потом, когда на своих убитых товарищей поглядишь, на кишки, да ноги оторванные, как-то жить сразу охота. И не хочется из окопчика вылазить. Но вылазишь. Тем паче, что пацаненок-то совсем зеленый был. Ничего удивительного.

- Он его убил.

- Не понял.

- Семен этого Алексеева пытался ногами достать из окопа, а тот встал и рванул в сторону каких-то руин. Тот ему полмагазина в спину и всадил. Потом тело спрятал в руинах...

- Блядь! Козел! - я грохнул кулаком по столу. - Пацана сопливого... Блядь!