Прости за любовь

Она обалдело смотрит на меня и отрицательно качает головой, но молчит. И не надо слов. Я просто целую Вику, а она замирает в моих объятиях, расслабляется и послушно кладёт мне голову на грудь.

Мы стоим вчетвером и мило разговариваем. Дашка рассказывает, что они проверяли открытый каток.

– Можете сходить покататься, – предлагает Герман. – Лёд ровный, как зеркало.

– Я не умею, – откровенничает Вика. – Зимние виды спорта не для меня, – смеётся она, – как и летние. Если только на велосипеде покататься, да в речке поплавать.

– Генрих научит. Меня Герман учил кататься на коньках и горных лыжах. Жаль, что не успели горнолыжку в порядок привести к этому сезону. Оборудование вовремя не закупили, – поясняет Дашка.

Они с Германом представляют собой единое целое, знают всё про работу друг друга, живут общими заботами и проблемами, словно навёрстывают время, проведённое в разлуке.

Компания молодых людей с Викиным бывшим останавливается рядом, ребята то ли ещё не протрезвели после новогодней ночи, то ли накатили с утра. Ведут себя развязно и ищут для себя свободную ватрушку, явно намерены спуститься с горки.

– Пойдёмте домой, – не выдерживает Дашка. – Мне не нравится, когда рядом с детьми будут взрослые кататься, притом не совсем трезвые.

Дашке деликатности не занимать. Но выудить детей с горки сложно. Стоим, высматриваем.

– Глеб, сыночка, хватит. Давайте домой, – просит Даша у пробегающего мимо Глеба.

– Мамочка, мы только с Оленькой ещё один разочек спустимся, – кричит удаляющийся в сторону спуска Глеб, садится на ватрушку, усаживает девчонку к себе на колени, отталкивается, и они уже несутся вниз.

Воздух звенит от детского смеха. На середине подъема вижу Марка и Элен, они медленно поднимаются в горку, в самом низу Аннет и Ромка. Ромка тащит старшую сестру за руку наверх, Аннет смеётся, постоянно спотыкается и падает.

Я, как заворожённый, смотрю на детей Германа. Какие они с Дашкой счастливые. У них такие прекрасные дети. А у меня…

И здесь перехватываю напряжённый взгляд Германа, снова перевожу свой взгляд на горку, интуитивно прижимаю к себе Вику и одновременно дергаюсь вперед. Вслед за ватрушкой Глеба летит ватрушка молодых людей, набирая скорость и догоняя ребят.

В голове проносится только одно: девчонка может пострадать, но рука брата сжимает моё плечо, и я слышу:

– Там Марк.

Только сейчас замечаю, как Марк, находясь ближе всех к детям, перепрыгивает через ограждение и спускается вниз к куче-малой, которая уже образовалась внизу. Слышно, как плачет чей-то ребёнок. Хочется верить, что это не Оленька.

Герман помогает подняться Элен, Ромке и Аннет. Аннет тоже быстро сообразила, что нужно делать. И они с Ромкой почти бегом поднялись вверх, к Элен, которую одну на подъёме оставил Марк.

Вижу, как Марк выныривает из этой кучи с девчонкой на руках. Следом выбирается Глеб. Парнишка держится за лицо.

– Герман, Глеб пострадал. Вызови скорую, – просит Дарья и быстро идёт по направлению к лестнице, по которой поднимаются Марк и дети.

– Дарьянушка, Марк всё видит. Если бы было что-то серьёзное, он дал бы знать. Успокойся, милая, – голос Германа звучит уверенно и нежно. – Охрану и медиков я вызвал. Пойдёмте домой.

Только сейчас осознаю, что я до сих пор не даю пошевелиться Виктории. И она уже даже вырываться прекратила.

Аккуратно отстраняюсь, беру её лицо в свои ладони, заглядываю в глаза, полные слёз и страха, шепчу:

– Извини, Вика, сам испугался. Но, всё хорошо. Оленька не пострадала.

Снова прижимаю её к себе и целую в висок, но теперь Вика сама прижимается, чувствую, как тихо подрагивают её плечи. Моя маленькая плачет…

– Извини, – снова шепчу я. – Пойдёт к ребятам. Глеб пострадал, нужно посмотреть, что с мальчишкой.

Вижу, что Глеб рукой прикрывает лицо и его рука в крови. Как только рядом оказывается Марк с Оленькой на руках, переключаюсь на Глеба и рассматриваю его рану.

– Ничего страшного. Рассечение брови и губы, дома рану обработаем и пластырем стянем. Но, фингал будет, – рассматривая раны, говорю я. – Герой.

– Молодец, Глеб. Сегодня ты спас малышку, – Герман аккуратно хлопает его по плечу.

Даша платочком промокает раны, Глеб морщится, но молчит.

– Глеб, где-нибудь ещё болит? – интересуюсь я.

– Да ничего не произошло. Подумаешь, фингал. Ничего не болит, – пытается огрызнуться Глеб, не желая привлекать к себе внимание, но мне всё-таки отвечает. – Ничего не болит, скула только, по которой заехали, уроды пьяные.

Виктория

Ждём, когда дети поднимутся к нам. Вдруг Генрих, отворачивая меня от горки, сильно прижимает к себе и не даёт повернуться. Ничего не понимаю, пытаюсь освободиться, но его руки настолько сильные, что у меня нет ни одного, даже маленького, шанса на освобождение.

Здесь до моего слуха доносится пронзительный крик ребёнка. Спустя какое-то время, для меня оно кажется вечностью, Генрих освобождает меня из объятий, нежно берёт моё лицо в свои тёплые ладони и шепчет:

– Извини, Виктория, сам испугался. Но, всё хорошо. Оленька не пострадала.