Простишь – не простишь

– Он сам мне все рассказал, сам! Не совесть его замучила, заметь! Решил, что ему не отвертеться, что Марго пожаловалась мне. Это случилось в тот день, когда мы с ней поссорились и она исчезла. Никогда себе не прощу! Она мне доверяла, на меня надеялась, а я ее подвела… Кроме меня и Мило, у нее никого… Я выгнала ее на улицу, оттолкнула, лишила последней надежды… Поссорила с Сократом, а ведь они…

– Не вини себя. – Мамино лицо застыло и вытянулось. – Маргерит молчала. Тебе неоткуда было узнать. Ты не могла предположить… Да и я тоже… Такое и в страшном сне не привидится. В тот день ты сердилась на сестру. Она тебя не послушала, и твой сын пострадал. Ты видела лишь его, онемевшего, обездвиженного, с перевязанной головой. Любая бы на твоем месте взбесилась.

– Но теперь Мило гораздо лучше. Он румяный, веселый. Говорит внятно. Ест без посторонней помощи, правильно держит ложку и вилку. Сам встает и ходит. Даже с мячом играет! Смеется! Доктор Сократ меня обнадежил: выздоровление идет полным ходом, рецидива не предвидится, полная победа! Нужно набраться терпения, и все образуется. Какие-то осложнения неизбежны. Могут возникнуть проблемы с памятью, рассеянное внимание… Впрочем, может быть, нам и тут повезет. Несомненно одно: наступило несомненное улучшение, Мило справится! А вот как помочь Маргерит? Заживут ли когда-нибудь ее раны? Кто займется ее реабилитацией?

Вчера Мило был в своей любимой небесно-голубой рубашке. В последнее время он просил, чтобы его «одевали красиво», так и говорил, я цитирую. Мы вместе выбрали ему кроссовки по каталогу, я сразу же их заказала. Их рекламировал мальчик на велосипеде…

Я бесконечно счастлива. Мой сын возвращался к нормальной жизни. Но порой меня одолевали сомнения, и счастье меркло. Уже несколько дней Мило не вспоминал о Маргерит, ни разу о ней не спросил. Будто бы выполнил свой долг, велел нам ее разыскать и отвлекся. Словно сам факт ее присутствия для него не так уж важен. Меня это и раньше смущало, но теперь, когда открылась правда, – особенно. Какая несправедливость! Мило, единственный из всех нас, был ей верен и предан, а тут вдруг забыл о ее существовании…

Его одержимость меня не радовала, я с ней всеми силами боролась, считала, что она тормозит процесс выздоровления. Умоляла сына постараться ради Маргерит, уверяла, что тетка не простит себе, если племянник из-за нее перестанет есть, спать и делать зарядку.

Сто раз повторяла:

– Сынок, если любишь Марго, отпусти ее на свободу, позволь жить, как ей нравится. Она разделается со всеми делами и обязательно к тебе вернется. Ты же знаешь, она тебя обожает.

Сто раз встречала его недоверчивый обиженный взгляд и читала в нем:

«Как же, вернется! Нашла дурака! Это вы ее выгнали, ты, папа и бабушка. А она меня любит. И я ее люблю».

Может, мне это лишь мерещилось? Разыгралась паранойя? Сын просто просил меня поторопиться, найти ее поскорей?

Когда-нибудь придется и ему рассказать о наших постыдных тайнах.

Я вытерла кофейную лужу, налила нам еще по чашке.

– Что с нами будет? – тяжело вздохнула мама. – Как мы ее отыщем? Успеем ли спасти? Спасемся ли сами? Залатаем ли дыры? У меня не осталось сил. Ни физических, ни душевных.

На часах – половина девятого.

Загудел мобильный: голосовое сообщение от Лино. Я его выключила.

– Поехали вместе в больницу, по дороге все обсудим, что-нибудь придумаем. Мне пора собираться, через полчаса встретимся.

Мы разом встали, мама вдруг подвернула ногу, пошатнулась, чуть не упала. Я быстро подхватила ее, и она неожиданно оказалась в моих объятьях. Нас захлестнули нежность, страх, взаимная обида. На миг мы замерли, прильнули друг к другу.

Потом она высвободилась, подхватила сумку, сгорбившись, направилась к двери.

– Я быстро оденусь. Буду ждать тебя внизу.

В ванной, собираясь принять душ, я все-таки прослушала сообщение Лино. Хоть и не сразу решилась.

Наверное, ты не знаешь, что прежде я могла без конца слушать твой низкий красивый голос. Каждое сообщение заводила по кругу, вновь и вновь. Перед сном, вместо сказки. Мы тогда только познакомились. Меня обволакивал, убаюкивал твой голос. Я чувствовала себя счастливейшей из смертных. Даже в черный год он меня утешал, успокаивал:

– Селеста, любимая, я с тобой, я всегда буду рядом.

Твой голос спасал меня. Я цеплялась за него, чтоб не умереть. Я верила тебе. Считала, что ты у меня самый чуткий, самый внимательный, верный, надежный.

И сейчас вопреки всему не могу его слушать без трепета. Он стал хриплым, чуть слышным.