Простить нельзя помиловать

И вдруг он увидел свое отражение в стекле, которого на самом деле не было: каштановая шевелюра, лишенная седины – на удивление, крупный нос, подвижный рот, в рисунке которого нет ничего старческого… Почему – поздновато?

У нее слегка изменился голос:

– Глупый. Ты даже не понимаешь, какой же ты глупый…

– Это тоже звучит репликой из какого-то фильма, – усмехнулся Костальский, все еще пытаясь защититься от того непрошеного волнения, что ожило в груди.

Надежда храбро шагнула дальше:

– А что, если я уже начала входить в роль?

– Намекаешь, что не отказалась бы выступить со мной в дуэте?

И увидел, как она переложила трубку в другую руку. Так Надя делала, когда начинала нервничать. Не дав ей ответить, он быстро спросил:

– А как же твой муж?

– А как же я сама? Как же мы с тобой? Если ты, конечно, говоришь о нас с тобой… Ты ведь…

– Стой там! – перебил Игорь. – Ты меня слышишь? Никуда не уходи. Я иду.

Поравнявшись с Машей, протягивающей ему записанный адрес, Игорь Андреевич сунул его в карман, и только на лестнице, так и не прочитав, скомкал листок, мысленно пообещав: «В следующей жизни…»