Простите, простите, простите меня…

Повторения, повторения…
Но ничто на земле не ново.
Но становится тем не менее
нашей жизни светлей основа.
Времена перемен настали…
Но и время – спираль витая.
До конца обличенный Сталин
до сих пор над страной витает.
Но народ, закостеневший в рабстве,
так бесстрашно теперь бастует!
Но навеки ли это, братцы?
Ветры времени нервно дуют…

«Правда почему-то потом торжествует…»

Зиновию Гердту

Правда почему-то потом торжествует.
Почему-то торжествует.
Почему-то потом.
Почему-то торжествует правда.
Правда, потом.
Но обязательно торжествует.
Людям она почему-то нужна.
Хотя бы потом…
Почему-то потом!

Случайный гость

Как грустно посторонним быть,
чужим на празднике жестоком.
Пить с ними, их уже любить,
им улыбаться ненароком…

Но вот – и я в кругу любимых,

и спущены все тормоза.
Вдруг
оживленные глаза,
глядящие как будто мимо.

Тут одного обносят чашей

или рюмашкой небольшой.
Тут – посторонний, тут чужой
на празднике жестоком нашем.

«А что с той девушкой, которая…»

А что с той девушкой, которая
на вечере так пела, вторя,
но, тихо скрывшись в коридоре,
ушла c веселья раньше срока,
так одинока?

А что с тем стариком, который

сидит в пустой уже конторе,
а перед ним зеленый термос
рассеянной рукой открыт, —
так на душе, наверно, скверно…
Чем растревожен? Чем убит?

А что с тем мальчиком, что плакал

и злобно тыкал в землю палкой?
Он был так жалко одинок
среди шагавших ног…

«Она все время искала…»

Она все время искала
просто хорошего человека,
с которым можно поделиться
или провести время,
чтобы не быть в одиночестве.
Но все так привыкли
казаться хорошими людьми
и принимать за это плату,
что она платила и платила…

«Когда они расставались…»

Когда они расставались,
он любил пошутить.
Так, что-нибудь,
что придет в голову.
Просто от удовольствия,
что все было хорошо
и вовремя кончилось,
и пора разъезжаться.
А она – то ли глупая была,
то ли обидчивая не в меру —
ехала в метро домой
и плакала пять станций подряд.
Она боялась, что он подумает,
будто она без чувства юмора.
А он как раз больше всего
ценил в человеке чувство юмора.

«Девушка не спит, не спит, не спит…»

Девушка не спит, не спит, не спит,
полюбила злого чудака.
Неудачник, люмпен, эрудит
и, возможно, тронутый слегка.
Он читает старые стихи,
о самоубийстве говорит,
у него глаза тихи, тихи,
он немолод и небрит, небрит.
Некогда любовь его сожгла,
у него в груди зола, зола,
под глазами у него круги,
за спиною у него враги.
Девушка в тоске, в беде, в бреду,
полюбила на свою беду
не за то, что тенор или бас,
а за то, что непохож на нас…

«Жалко телефон…»