Но помимо внешних данных, в те, довольно обидные нищенские времена, когда каждая заграничная тряпка – американские джинсы, французское платье, итальянская дубленка – были в университете наперечет, у Любочки с гардеробом было все в порядке. Благо и дедушка был выездным и часто мотался по симпозиумам – то в Стокгольм, то в Париж, то в Варшаву. И папа у Любочки был по тем временам не простым, служил в пароходстве и тоже ездил в командировки, вернее плавал с инспекциями, то в Роттердам, то в Копенгаген… По поводу чего факультетские острословы изощрялись в замешанных на сексуальных ассоциациях каламбурах типа "в рот-те дам, да через попен-ваген"…
Одним словом, умница-красавица Люба Мелик-Садальская настолько выделялась еще и своими гардеробами, что не заметить ее какому-нибудь записному ловеласу было просто невозможно. Такую только слепой не заметит! А сколько и доцентских, и аспирантских сердец нежно трепетало и тосковало по ней! И все напрасно.
Потому как такая краля могла принадлежать только самому-самому, только очень крутому и уверенному в себе.
А факультетские донжуаны соизмеряли свои силенки с реалиями жизни и понимали, что если дешевой быстро приобретенной начитанности, которую скорее можно назвать "нахватанностью", достаточно, чтобы навешать лапши на уши провинциальной сисястой дурочке из Великих Лук или из Волховстроя, то с Любочкой Мелик-Садальской такие трюки не пройдут. Не тот уровень… К такой девушке надо было подкатывать, имея за душой нечто большее, чем нахватанность по верхам модных тогда фрейдизма и философов-экзистенциалистов. Поэтому факультетские ловеласы и любвеобильные доценты, получив пару Любочкиных отказов, больше не рисковали и теперь только провожали ее по коридорам взглядами, полными уважительного вожделения.
– Эх, вот такую бы вы…бать! Это не дуру-Машку из Киришей, что во второй факультетской общаге живет…
А Баринов с Любой вот нашли как-то общий язык. И даже одно время были очень и очень близкими друзьями. Тогда ведь не было такого понятия, как любовники.
Так…
Трахались.
Вернее, факались.
Потому что слова "трахаться" в семидесятые годы не было.
Было слово "факаться", от английского to fuck.
Но и Баринов, учившийся тогда на третьем курсе филфака, был парнем неглупым и понимал, что надолго ему такую девушку не удержать.
Такие девушки, как Люба Мелик-Садальская, могли выйти замуж только за мужчин, старше их по возрасту и в больших чинах, чтобы составить с ними Богом и неписанными законами социума благословенный альянс.
Такой человек в жизни Любы нашелся к шестому курсу и к защите диплома. Летом, когда Люба поступила в аспирантуру, она вышла замуж за вдовца, полковника ГРУ Антонова, взяв аж тройную фамилию Мелик-Антонова-Садальская.
Рассказывают, что генерал, известная язва и острослов, поздравляя своего перспективного зама, сказал: "У тебя теперь такая породистая жена, что ты на одних только щенках можешь целое состояние сделать"…
В ГРУ субординацию соблюдали строго, и пощечиной Антонов ответить не мог.
А начальство ГРУшное тогда имело привычку специально провоцировать и проверять психологическую устойчивость. И как истинный аристократ всегда должен быть always cool, так и офицеру разведки следует всегда сохранять самообладание.
А полковник Антонов отвечал всем психологическим требованиям.
Потому и стал потом генералом.
Кстати, это он устроил Любу на телевидение к Петрову. Жаль, убили потом Антонова в Афгане, а то бы и в Москву ее из питерского захолустного телеканала перетащил бы…
Баринов был очень рад повидаться с Любочкой.
– Все такая же красавица, – по-русски, по-православному троекратно целуясь, говорил Баринов. – Ты как старое вино, с каждым годом все лучше и лучше.
– Ах, врун ты, Сашка, балабол и брехун, – весело отмахивалась Люба, – меня на телевидении молодые знаешь как зовут?
– Нет, не знаю.
– Мамой-Любой меня зовут, вот как, причем тридцатилетние режиссеры и продюсеры.
Не в любовники, а в сыновья записываются.
– Так ты займись инцестом, – смеясь, предложил Баринов. – Это даже еще интереснее.
– А ты, Сашка, что? Чем в Москве занимаешься? А ну, признавайся старый греховодник, сколько несовершеннолетних лолиток соблазнил?
– Лолита сама Гумберта соблазнила, так что это процесс взаимный, – отшучивался Баринов…
Ой, как хорошо!
Всегда они так сойдутся и на равных пикируются…
В этот раз Баринов приехал по многочисленным делам.
Его книга выходила в новом питерском издательстве, так что надо было встретиться с редактором. Потом с другого издательства надо было недоимки по старым гонорарам и процентам роялти получить, потом надо было похлопотать в Смольном за сына одного недавно умершего своего приятеля…
Ну и было одно дельце во Всеволожске…
Обещал он одной дрянной девчонке, Ланочке Самариной, заехать к ее маме и поговорить с ней, чтобы не очень та журилась на дочу свою беспутную.
– Люба, а как в этот Всеволожск, кроме как на такси, попасть можно? – спросил Баринов подругу юности, когда они с ней заканчивали обед в ресторане "Палкинъ".