Проститутка Дева

Доходы отныне у него были совершенно не того уровня, что прежде. Да и планировать жизнь теперь приходилось без расчетов на те бонусы, что Макаров отстригал с тех бизнесменов, чьи деловые переговоры с зарубежными партнерами он брался прикрывать, обеспечивая так называемое "информационное шефство".

Конец приходит всему, говорил первый шеф Макарова, генерал Алексеев. Далее, развивая свою мысль, Алексеев обычно приговаривал:

– Особенно неприятно, когда конец приходит половой потенции и получению больших материальных средств.

С половой потенцией у Макарова пока еще все было почти в норме. Особенно если он распалял себя мыслями о том, как его жена вступала в связь с двумя красивыми молдавскими строителями.

А вот конец получению бонусов от русских бизнесменов, которых он обеспечивал информацией об их зарубежных партнерах, этот конец сильно огорчал Макарова.

Приходилось урезать себя в мечтах.

Немножко не успел поднакопить, совсем немножко.

Еще бы годик поработать, и можно было бы купить коттедж в Барвихе или в Жуковке.

А так, пока реально высвечивались только коттеджи по Калужскому или по Киевскому шоссе.

Северные направления, вроде Ленинградского шоссе, Макаров вообще не желал рассматривать.

Ему хотелось дубовых и березовых рощиц и ласковой тихой речки вроде Москва-реки на отрезке между Звенигородом и Можайском.

Макаров хотел, чтобы к поездкам, к смотринам дачи присоединилась бы и жена.

Но Мария Витальевна отговаривалась под предлогом самочувствия и элементарного опасения за свой живот.

В пути всякое может случиться, а беременность в тридцать восемь лет дорогого стоит.

Макаров уехал смотреть очередную дачу.

А Мария Витальевна взяла телефон и решилась, наконец, набрала номер.

– Иван? Здравствуй, а я приехала, представляешь? Ты рад? Или ты не рад? Я смотрела твое шоу там, в Австралии, представляешь, там его можно было смотреть по спутнику. Я смотрела и вспоминала тебя. И думала о нас. Ты рад? Ты рад или ты не рад, что я приехала? Рад? Ну, хорошо… И я рада, что шоу ваше закончилось наконец… И что эта ваша девочка интеллигентная, как ее? Русалочка, что она выиграла миллион, я тоже рада. И то, что ты там ничего не выиграл, я этому особенно рада…

А то я ревновала… Там такие девочки были, ну, думаю, не устоит мой Иван, изменит мне! Ревновала, представь себе!

Ну да ладно, ты рад, что я вернулась? Рад?

А скажи, этой девочке, Русалочке, ей и правда миллион дадут?

Вот счастливая-то!

Такая молодая, красивая, умненькая и с таким приданым!

Ну так скажи, ты рад?

И знаешь, у нас есть повод встретиться.

Важный повод…

2.

Никогда до этого Мария Витальевна не чувствовала себя настолько униженной.

Ведь ее никогда не бросали.

Ведь она была женщиной-даром.

Разве кто-нибудь добровольно откажется от женщины – божьего или ангельского дара?

От таких женщин, как Мария Витальевна, мужчины никогда не уходят. Мужчины, наоборот, цепляются за края одежды таких женщин, за ноги цепляются, ползая и умоляя: вернись, не уходи!

И вот Мария Витальевна, ни разу в свои тридцать восемь с половиною лет не брошенная никем, впервые ощутила этот позор, этот стыд, это унижение.

Унижение – просить, заискивать, уговаривать в последней надежде, что это всего-навсего каприз ее возлюбленного, его капризная поза, которую он вот-вот сменит на милость и вновь раскроет ей свои объятия.

Но Иван объятий не раскрывал.

– Так ты и правда решил жениться на этой девочке? – спросила Мария Витальевна, когда Иван наконец огорошил ее совершенно феноменальной новостью. – Ты женишься на этой Верочке? На Русалочке из вашего шоу? Это правда?

Мария Витальевна вдруг почувствовала огромное желание закрыть лицо, закрыть его хоть бы и руками, за неимением паранджи или хеджаба, потому что лицо ее начинало гореть от стыда.

– А я-то дурочка, я-то думала, вот умненькая девочка там, не скучно Ивану с нею, а я-то дура думала!

Мария Витальевна закрыла ладонями рот и не моргая глядела на Ивана.

– Она молодая? Да? Она молодая, ей восемнадцать, наверное? Да?

Мария Витальевна и не ждала ответов на свои вопросы. Она сидела на стуле прямо, выучено держа спинку и головку, так как привыкла за долгие годы повелевать мужчинами, их тайными помыслами и желаниями.

– А ты знаешь, почему я вернулась из Австралии?

Спросила она, отводя руки от совершенно бледного теперь, почти без помады рта.

– Почему? – с безучастной усталостью спросил Иван.

– Потому что я беременна, – ответила Мария Витальевна с торжеством последнего залпа в последнем агонизирующем контрнаступлении.

– Ну? – с еще большей безучастностью откликнулся Иван.

И в этом его "ну" не было даже приличествующей подобному известию радости.

– А ты знаешь, кто отец будущего ребенка? – почти в отчаянии спросила Мария Витальевна.

– Нет, – ответил Иван тоном, не допускающим иного толкования, нежели полное безразличие.

– Ты, – тихо и нежно сказала Мария Витальевна. – Ты отец.