Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

К сожалению, ничего определенного нельзя сказать о мужчинах, пользовавшихся продажной любовью в 30-е гг. Социологические исследования по этим вопросам уже не проводились. И конечно, в условиях репрессий и показного аскетизма нельзя ожидать откровенных ответов на вопросы об отношении к проституции. Тем не менее спрос на услуги института продажной любви, хотя и тщательно скрываемый, на самом деле не мог уменьшиться на фоне гигантских территориальных перемещений и тех сложных процессов, которые происходили в советском обществе в области брачно-семейных отношении. Подробнее читатель узнает об этом из последней главы книги. Здесь следует сказать лишь о том, что видоизменение форм проституции отразилось и на ее потребителе. До революции походы в публичные дома, в рестораны и трактиры, где обитали продажные женщины, являлись для многих некой формой проведения досуга. В советское же время, в особенности в 30-е гг., когда резко изменился стиль повседневной жизни, контакты с представительницами продажной любви осуществлялись сугубо тайно. Однако это не могло не сказаться на ощущении моральной и физической нечистоплотности содеянного. Растворение проституток в стабильных социальных слоях приводило к тому, что мужчины, обладающие повышенной сексуальной активностью, теряли чувство меры в обращении с контингентом женщин, не склонных к свободным половым контактам. В условиях пропагандируемой новой социалистической морали это нередко приводило к довольно драматическим ситуациям.

Читатель, вероятно, помнит, что авторы сочли возможным истолковать определенные административно-медицинские меры, принимавшиеся царским правительством в отношении института проституции, как некую форму «милости к падшим», в том числе и к потребителям, здоровье и безопасность которых охранялись Врачебно-полицейским комитетом. Новая социалистическая мораль, принципы которой оказались во многом созвучны религиозным установкам, резко осуждала сторону «спроса» и даже склонна была лишь ей приписывать инициативу в появлении проституции в условиях советской действительности. Уже в 1918 г. один из районных Советов Петрограда по собственной инициативе принял постановление, предписывающее наказывать «развратников и соблазнителей штрафом до 1 тыс. рублей и арестом с принудительными работами сроком до 1 месяца с опубликованием о сем в газетах»[242].

Двумя годами позже — в декабре 1920 — Всероссийское совещание заведующих губженотделами постановило считать пользование проституцией «как преступление против уз товарищества и солидарности»[243]. Рассматривая проституцию лишь как наследие капитализма, новые идеологические структуры пытались — во всяком случае, в первой половине 20-х гг. — снять с продажных женщин ответственность за их поведение. Так, в 1924 г. заведующий венерологической секцией Наркомата здравоохранения известный врач В. М. Броннер заявил в своем интервью «Рабочей газете»: «Основное положение, из которого мы исходим при построении нашей работы, — это то, что борьба с проституцией не должна быть заменена борьбой с проституткой. Проститутки — это только жертвы или определенных общественных условий, или тех мерзавцев, которые втягивают их в это дело».

Такая постановка вопроса была явно чревата политизированнным отношением к проблеме спроса на проституцию. Не случайно участники II Пленума ЦКК, проходившего осенью 1924 г. и посвященного проблемам партийной этики, вполне серьезно дискутировали на тему: может ли коммунист пользоваться услугами продажных женщин и как это сочетается с его идейными воззрениями[244]. Любопытно отметить, что при задержании гражданина, вступившего в контакт с проституткой, органы правопорядка прежде всего выясняли его партийность. В фондах ЦТ А СПб. обнаружено несколько спецсообщений, пересылаемых работниками милиции в райкомы ВКП(6). Эти документы датируются в основном 1923 г. Вот образец одного из них, отправленного в июне этого года начальником 6-го отделения петроградской милиции в Володарский райком РКП (б): «При сем сопровождается регистрационная карточка за № 14244, составленная на члена Р.К.П. тов. Архипова Николая за нахождение в номерах «Перепутья» с девицей легкого поведения»[245]. Такой документ, как правило, служил поводом к исключению из рядов РКП (б).