Проституция в Вятке

Уголовное уложение России рассматриваемого периода (гл. 27 "О непотребстве") гласило: "… 524. Виновный в сводничестве для непотребства лица женского пола, не достигшего 21 года, наказывается заключением в тюрьме… Если же виновный занимается сводничеством жены, дочери, или лица, состоящего под его властью или попечительством… наказывается заключением в исправительный дом… 525. Родитель, опекун, попечитель или имеющий надзор за не достигшими 17 лет несовершеннолетними или находящимися при нем для услуг, виновный в потворе непотребству такого несовершеннолетнего, наказывается заключением в тюрьме… 527. Лицо мужского пола, виновное в извлечении себе, в виде промысла, имущественной выгоды, получением оной от промышляющей непотребством женщины, находящейся под его влиянием или в его зависимости, или пользуясь беспомощным ее положением, наказывается заключением в тюрьме. Сему же наказанию подлежит лицо, виновное в вербовании, в виде промысла, с целью получения имущественной выгоды, лиц женского пола для обращения ими непотребства в промысел в притонах разврата… 529. Виновный в принятии в притон разврата лица женского пола моложе 21 года наказывается заключением в тюрьме. Сему же наказанию подлежит виновный в удержании в притоне разврата промышляющей непотребством женщины, вопреки ее желанию…".

Несмотря на вышеизложенные довольно суровые меры наказания, вербовка женщин, в том числе малолетних, в дома терпимости и притоны разврата, была широко распространена в Вятской губернии.

"Вятская речь" (14 мая 1908 года. с.3) сообщала, что в декабре 1907 года в Кукарку из Иркутска приехала некая Мария Власовна Овчаренко, уроженка Кукарки. Она вербовала среди бедноты девушек, якобы для обучения их рукодельному ремеслу. Было навербовано, как выяснилось в дальнейшем, 9 девушек — от 12 до 17 лет. После чего, 8 января 1908 года Овчаренко убыла из Кукарки.

Вскоре стали распространяться слухи о том, что девушки нужны были не для обучения рукоделию, а для открываемого дома терпимости. Выяснилось, что Овчаренко вербует девочек уже в третий раз. Родители писали своим дочерям, но в ответ получили только просьбу больше не писать, т. к. письма, им адресованные, распечатываются и читаются самой Овчаренко, а они пишут ответы под ее надзором.

Позднее, 5 августа того же года, в "Вятской речи" был приведен рассказ отца одной из увезенных Овчаренко девочек. Он добрался до Харбина, с трудом нашел Овчаренко, просил ее вернуть дочь, но Овчаренко сказала, что устроила ее на службу в Иркутске. Уже собираясь покинуть Овчаренко, отец девушки услышал крик дочери: "Папа, я здесь!" Он сломал дверь и освободил дочь. Овчаренко старалась вырвать у него из рук девочку, но отец оттолкнул ее и выбежал на улицу.

Дочь рассказала отцу, что "до самого приезда в Иркутск хозяйка обходилась с нами очень хорошо, но в Иркутске стала делать намеки, что можно, не работая и живя в довольствии, получать большие деньги. Две старшие из нас соблазнились и мы их уже не видели. Двух девушек она, по ее словам, устроила в Верхнеудинске, одну где-то по дороге, а трех нас, самых молодых, привезла в Харбин. Здесь стали с нами обращаться хорошо, давали хорошие платья, поили вином и часто показывали мужчинам, хорошо одетым, но большею частью старым. Я думала, что они желают нанять нас в услужение, но однажды один старик при осмотре нас, указывая на мою соседку, спросил: "Сколько?". Хозяйка ответила: "300". Тот сказал: "Хорошо". Скоро нас позвали ужинать. После ужина мы легли спать. Вдруг среди ночи я услышала в соседней комнате подруги, которую сегодня, повидимому, нанял старик, какой-то шум. Помня, что в перегородке есть щель, я посмотрела и в ужасе увидела совершенно раздетую лежащую почти без чувства подругу и старика, который днем нанимал ее. В комнате горел ночник, но старик подошел и задул его. Я закричала… пришла хозяйка и уложила меня в постель. Она ушла, но я чувствовала, что кто-то остался в комнате, он потушил огонь и я вдруг поняла, что со мной хотят сделать то же, что и с подругой, я отбивалась, но силы оставили меня и я потеряла сознание… Придя в себя, я чувствовала себя не хорошо, болела. Потом я услышала, что хозяйка хочет завтра куда-то сдать нас".

Описанный выше случай не был единичным. Та же "Вятская речь" (24 июля 1909 года, с.2 — 3) сообщала, что"… выгодность "живого товара" с одной стороны, легковерие и попустительство — с другой, благоприятствуют развитию преступного промысла в нашей (Вятской — авт.) губернии, о размерах которого, к сожалению, нет почти никаких данных".