Просто будь рядом

—Вы не понимаете, — Дарли заплакала; крупные слезы медленно покатились у нее по щекам. — Другие полицейские тоже не понимают. Вы не можете понять.

—Нет, могу.

Дарли в гневе замотала головой:

—Нет, не можете! Вы не знаете, каково это!

—Я знаю, каково это.

Что-то в том, как Ева произнесла это, заставило Дарли утереть слезы и уставиться на нее.

—Айзек и с вами тоже это сделал? — дрожащими губами произнесла она.

—Нет. Это был другой, наподобие его.

—И вы сбежали? За вами пришли и спасли вас?

Кровь на руках, лице. Влажная и теплая.

—Да, я сбежала.

—Как же вы теперь живете? Как вы можете жить? Я не смогу жить дальше.

—Нет, сможешь. Ты уже начала жить дальше. Ты сказала отцу, что хочешь мороженого, хотя это и не правда. Сказала, потому что не хочешь сделать ему больно, потому что хочешь, чтобы ему стало легче. — Ева взяла со столика расческу. — Спорим, и маме своей ты позволила расчесать себе волосы, просто чтобы дать ей что-то для тебя сделать.

—Но мне было приятно.

—Ты уже начала жить дальше, — снова повторила Ева. — Это не просто и не быстро дается. Тебе захочется, чтобы все закончилось побыстрее. Родителям тоже. Но так просто это не закончится. Если кто-то говорит тебе обратное, они-то как раз и не могут понять, каково это. Наверно, не их в этом вина, хотя это раздражает и... иногда причиняет боль,

Дарли быстро с силой кивнула, так что слезы вновь покатились у нее из глаз.

—Ты будешь злиться, тебе будет страшно, — продолжала Ева все тем же обыденным тоном. — Время от времени ты будешь снова думать о том, что это ты сама во всем виновата. Это брехня.

—На меня теперь все будут по-другому глядеть.

—Да, наверное. По крайней мере какое-то время. Они будут тебя жалеть, иногда тебе от этого будет тошно. Совсем тошно, потому что тебе будет хотеться, чтобы все стало, как прежде. Как прежде, уже не будет.

—Ни за что не смогу вернуться в школу.

—Нет, детка, — усмехнулась Ева, так что Дарли удивленно заморгала, — со мной этот трюк не прокатит. Но попытка засчитана. Покупать тебе мороженое, расчесывать волосы, держать за руку и вытирать слезы могут и другие, вон их сколько. Я тебе скажу все начистоту. Жить дальше с тем, что с тобой произошло, ты научишься. Что дальше делать с этой жизнью, решать тебе самой.

—Мне страшно, что он опять меня найдет.

—А это уже моя работа, сделать так, чтобы не нашел. — «Победитель чудовищ, — вспомнила Ева. — Может, на первое время это и впрямь сработает». — Я свою работу делаю хорошо. Тебе не обязательно мне рассказывать, что он с тобой делал. Но если ты расскажешь мне все, что помнишь про него самого и про ту женщину, про их квартиру, о чем они разговаривали и разговаривали ли они еще с кем-нибудь, будет здорово.

—Она сказала, он должен сделать ей татуировку, с его именем в сердечке. Он расхохотался, и она ужасно разозлилась. Он... — Дарли, прямо как Мелинда, дотронулась до своей груди. — Я не могла пошевелиться. Было больно. Она жглась, но я не могла пошевелиться.

—Ты была в сознании?

—Я могла их видеть и слышать, но это было как во сне. Она сказала: пусть тогда он клеймит своих шлюшек. Она пойдет к мастеру и сделает себе настоящую татуировку. Он запретил ей это делать. Не хотел, чтобы кто-либо прикасался к ее телу. Ей это понравилось, — Дарли судорожно вздохнула, ее губы все еще дрожали. — Он был без одежды, и когда закончил делать татуировку, она начала... — Дарли вся залилась краской. — Она начала его трогать, ну, знаете, там. А он начал трогать ее, но смотрел он на меня. Мне стало тошно, я закрыла глаза и стала думать, что это все ночной кошмар.

—Больше ты о той комнате или об их разговорах ничего не помнишь?

—Он велел ей перестать, ну в смысле трогать, и она опять разозлилась. Тогда он сказал, что пора повеселится втроем. Включить камеру.

—Камеру?

—Он сказал ей достать ее из шкафа. Она была такая, на треноге. Видеокамера на треноге. Он дал мне чего-то выпить, и я снова смогла шевелиться. Вот только руки... Он меня связал, — Дарли показала, подняв их за спиной. — Я кричала. Плакала и пыталась вырваться, тогда она меня ударила по лицу. Очень сильно. Она мне сказала... — Дарли глянула на дверь. — Сказала «заткнись на хрен». Но он сказал, ему нравится слушать, как кричат плохие девчонки. А потом... — Дарли запнулась и начала плакать.

—Все хорошо. Если ты не готова, не нужно об этом думать или рассказывать. Расскажи мне об этой видеокамере.

—Ну... Он на нее снимал то, что они делали. Когда... Когда он... — Дарли закрыла глаза, Ева все поняла и, подойдя ближе, взяла девочку за руку.

—Когда он меня насиловал, — не открывая глаз, продолжила Дарли, — он говорил мне звать на помощь, кричать «помогите, помогите». Я кричала, но он не останавливался. Он говорил, чтобы я кричала, повторял «кричи, душенька», и все время говорил, чтобы я кричала «Даллас». Я кричала, но он не останавливался. Он не останавливался.

«Значит, — бледнея от злости, подумала Ева, — насилуя Дарли, даже в такой момент он думал обо мне».

—Он когда-нибудь оставался с тобой один на один? Эта женщина куда-нибудь уходила?