Просто Давид

Перри Ларсон повернулся к женщине и попытался жестами и путаными фразами на ломаном английском объяснить ей, что отвезет ее туда, куда она, без сомнения, желает попасть. Однако француженка явно не понимала, и Давид моментально пришел на помощь, бросив несколько слов. Тут на ее лице отразилось восторженное понимание.

— Не мог бы ты спросить, не голодна ли она? — отважилась вступить в разговор миссис Холли.

— Она говорит, нет, спасибо, — с улыбкой перевел Давид, получив ответ. — Но мальчик голоден и хотел бы поесть, пожалуйста.

— Тогда скажи им, чтобы шли на кухню, — указала миссис Холли и поспешила удалиться в дом.

— Так ты француз, да? — спросил Симеон Холли у Давида.

— Француз? О нет, сэр, — гордо улыбнулся Давид. — Я американец. Папа так говорил. Он сказал, я родился в этой стране.

— Но почему же ты так говоришь по-французски?

— Ну как же, я выучил, — потом, осознав, что эти слова прозвучали неубедительно, добавил: — Так же, как выучил немецкий и другие вещи вместе с папой. По книгам, понимаете. Разве вы не учили французский, когда были маленьким?

Симеон Холли соблаговолил фыркнуть и удалился, не ответив на вопрос.

Сразу после ужина Перри Ларсон уехал вместе с женщиной и мальчиком. Лицо француженки сияло улыбками, а последний, полный обожания взгляд предназначался для Давида, махавшего ей рукой, стоя на ступенях крыльца.

После обеда Давид взял скрипку и направился к холму за домом, чтобы совершить прогулку. Он пригласил миссис Холли составить ему компанию, но та отказалась, хотя и не была занята подметанием полов и вытиранием пыли.

Тогда Давид попросил мистера Холли пойти с ним, но тот отказался с еще большим нетерпением, чем жена.

— И с какой это стати, позволь спросить, я должен идти на бесполезную прогулку — сейчас или в любое другое время? — резко спросил он.

Давид невольно отступил, но улыбка не исчезла с его лица.

— Но прогулка не будет бесполезной, сэр. Папа говорил, что вещи, которые помогают нам не фальшивить, не могут быть бесполезными, понимаете.

— Не фальшивить!

— Я хочу сказать, вы выглядите, как папа иногда, когда он чувствовал, что фальшивит. Он всегда говорил, что хорошая прогулка лучше всего помогает вновь собраться. Я… я и сам чувствовал, что немного фальшивлю сегодня, и по вашему виду понял, что с вами, должно быть, то же самое. Вот и позвал вас.

— Хм! Я… довольно, мальчик. Хватит дерзить, ты понял? — и рассерженный Симеон Холли отвернулся.

Тогда Давид в грустном недоумении отправился на прогулку в одиночестве.

Глава VII «Ты нужен! Ты нужен!»

Был субботний вечер — третий день Давида на ферме подходил к концу. Наверху, в жаркой комнатке над кухней, мальчик опустился на колени у окна, пытаясь глотнуть прохладного воздуха, веющего с гор. Внизу на крыльце Симеон Холли с женой обсуждали события прошедших дней и решали, как следует поступить с Давидом.

— Но что мы будем с ним делать? — наконец простонала миссис Холли, нарушив тишину, которая надолго установилась между ними. — Что мы можем сделать? Нужен он кому-нибудь?

— Нет, конечно, он никому не нужен, — безжалостно заключил ее муж.

При этих словах фигурка в желтоватой ночной рубашке замерла. Давид выбежал из жаркой комнатки со скрипкой в руке и встал прямо в проеме кухонной двери.

— Кому нужен ребенок, которого воспитали как язычника? — продолжал Симеон Холли. — Как он сам говорит, его отец только на скрипке пиликал, бродил по лесам день-деньской, да иногда ходил в горную деревушку за едой и одеждой, если им нечего было есть и носить. Конечно, он никому не нужен.

Давид, стоявший у кухонной двери, почувствовал, что задыхается. Он устремился в задний коридор, прошел через длинные сараи и забрался на сеновал в амбаре — там он сильнее всего ощущал присутствие отца.

Давид был напуган, и тоска наполняла его сердце. Он никому не нужен. Мальчик слышал это собственными ушами, так что ошибки быть не могло. А как же долгие дни и ночи впереди, пока он не сможет со скрипкой в руках прийти к отцу в далекую страну? Как ему прожить эти дни и ночи, если он никому не нужен? Как его скрипка будет чистым, честным, полным голосом рассказывать о прекрасном мире, ведь папа говорил, что таков ее долг? От этой мысли Давид громко зарыдал. Затем он вспомнил о других словах отца: «Помни, мой мальчик, в твоей скрипке есть все, чего ты так желаешь. Ты только играй — и просторное небо нашего горного дома всегда будет над тобой, а лесные друзья и товарищи будут окружать тебя». Вскрикнув, Давид поднял скрипку и провел смычком по струнам.

В этот момент на крыльце миссис Холли говорила:

— Конечно, есть сиротский приют и богадельня, если они, конечно, его возьмут, но… Симеон, где же этот ребенок играет?

Симеон напряженно прислушался.

— Я бы сказал, в амбаре.

— Но он же лег спать!

— И вновь отправится в кровать, — мрачно заверил Симеон Холли, поднялся и тихо пересек залитый лунным светом двор, чтобы подойти к амбару.