Просто дети

Вскоре после того, как я устроилась в “Брентано”, туда зашел юноша, когда-то повстречавшийся мне в Бруклине. В белой рубашке с галстуком он выглядел совсем иначе – прямо-таки ученик католической школы. Он пояснил, что работает в отделении “Брентано” в Нижнем Манхэттене и хочет что-нибудь приобрести в кредит под зарплату. Очень долго рассматривал все товары: бусы, маленькие статуэтки, кольца с бирюзой.

И наконец сказал:

– Я хочу вот это.

Персидское ожерелье.

– Ой, оно и мое любимое тоже, – сказала я. – Оно напоминает мне скапулярий.

– Вы католичка? – спросил он.

– Нет, мне просто нравятся всякие католические вещи.

– А я был алтарником. – И он широко улыбнулся мне. – Очень любил махать кадилом.

Меня обрадовало, что он выбрал вещь, которую я сама выделяла, но расставаться с ожерельем было как-то грустно. Когда я завернула ожерелье и вручила ему, с языка как-то само слетело:

– Не дарите его ни одной девушке, кроме меня.

Так я сболтнула и тут же смутилась, но он только улыбнулся и сказал:

– Хорошо.

Когда он ушел, я взглянула на пустое место там, где раньше, на куске черного бархата, лежало ожерелье. На следующее утро это место заняла другая, более изысканная вещица, но ей не хватало безыскусной таинственности, которая была в персидском ожерелье.

К концу первой недели я страшно изголодалась, а ночевать мне было по-прежнему негде. Приноровилась ночевать в магазине. Пока мои коллеги расходились по домам, пряталась в туалете; когда же ночной сторож запирал двери, я где-нибудь укладывалась, подостлав собственный плащ. А утром прикидывалась, будто просто явилась на работу раньше всех. У меня не было ни гроша. Я шарила по карманам коллег – выуживала мелочь, чтобы купить в торговом автомате крекеры с арахисовым маслом. Совершенно деморализованная голодом, я была шокирована, когда в пятницу для меня не оказалось конверта, – не знала, что новичкам зарплату выплачивают только через две недели после поступления на работу. Я побрела в раздевалку, обливаясь слезами.

Когда я снова встала за прилавок, то подметила: в отделе околачивается какой-то мужчина, то и дело на меня посматривает. Бородатый, в рубашке в узкую полоску, на локтях пиджака – замшевые заплаты. Директор представил его мне, сказал, что он писатель-фантаст. Писатель пожелал пригласить меня на ужин. Мне было уже двадцать, но в моей голове оглушительно зазвучало материнское предостережение: “С незнакомыми никуда не ходи”. И все же шанс поужинать парализовал мою волю: я согласилась. Как-никак писатель – можно надеяться, что приличный человек. Впрочем, мой новый знакомый больше напоминал актера, играющего роль писателя.

Мы дошли пешком до ресторана у подножия небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. В нью-йоркских респектабельных заведениях я до этого не бывала. Решила: закажу что-нибудь попроще, выбрала в меню самое дешевое блюдо – рыбу-меч за пять долларов девяносто пять центов. Явственно помню, как официант поставил передо мной тарелку с целым озером картофельного пюре и ломтем пережаренной рыбы. Я страшно изголодалась, но кусок почему-то не шел в горло. Я чувствовала себя совершенно не в своей стихии, не могла понять, как себя вести. Почему вдруг этот мужчина вздумал со мной поужинать? По моему разумению, он тратил на меня огромные деньги, и я забеспокоилась: чего же он потребует взамен?

После ужина мы дошли пешком до самого Нижнего Манхэттена, пришли в Томкинс-сквер-парк, присели на скамейку. Я прикидывала, как бы смыться, репетировала про себя фразы, и тут он предложил подняться в его квартиру и пропустить по рюмочке. “Ну вот, – подумала я. – Настал решающий момент, о котором предостерегала мама”. Я в отчаянии озиралась по сторонам, ничего ему не отвечая, – язык отнялся, и тут увидела, что в нашу сторону идет какой-то юноша. Казалось, распахнулась маленькая дверца, ведущая в будущее, и из нее вышел тот самый бруклинский юноша, который выбрал в моем отделе персидское ожерелье. Возник, точно в ответ на мою девичью молитву. Я сразу узнала его походку, кривоватые ноги, растрепанные кудри. Он был в джинсах и овчинной жилетке. На шее у него висели нитки бисерных бус – этакий хипповский пастушок. Я бросилась к нему, схватила за руку:

– Привет, помнишь меня?

– Конечно, – улыбнулся он.

– Я тут вляпалась, – выпалила я. – Можешь притвориться, будто ты мой парень?

– Конечно, – сказал он, точно совершенно не удивился моему внезапному появлению.

Я поволокла его к фантасту.

– Это мой парень, – проговорила я, задыхаясь. – Он меня искал. А теперь жутко сердится. Требует, чтобы я немедленно шла домой.

Фантаст озадаченно оглядел нас обоих.

– Бежим! – закричала я, юноша схватил меня за руку, и мы бросились наутек, через парк насквозь, перебежали улицу.

Пыхтя, рухнули на чье-то крыльцо.

– Спасибо, ты спас мне жизнь, – сказала я.

Эту новость он выслушал с растерянным видом.

– Я так тебе и не представилась. Я Патти.

– А я Боб.

– Боб, – сказала я и впервые в жизни по-настоящему его разглядела. – По-моему, на Боба ты ничуть не похож. Ничего, если я буду звать тебя Роберт?