Просто дети

— Хочешь заняться сексом? — спросил он. Я удивилась и обрадовалась: ему до сих пор хочется побыть со мной! Но не успела я ответить, как Роберт сжал мою руку и произнес: — Прости…

Той ночью мы прогулялись по Кристофер-стрит до реки. Было два часа ночи. Мусорщики бастовали, и в свете фонарей мелькали юркие крысы. У воды мы повстречали суетливую толпу королев, бородачей в балетных пачках, святых и ангелов в кожаной амуниции. Я почувствовала себя бродячим проповедником из «Ночи охотника».[136] Все приобрело зловещий оттенок, запахло пачулями, амилнитритом и нашатырным спиртом. Во мне поднималась тревога.

Роберта это, похоже, позабавило: — Патти, тебе положено воспылать любовью ко всему сущему.

Но я никак не могла расслабиться. Все вокруг впало в какое-то буйство, предметы обволакивала оранжевая, розовая, едко-зеленая аура. Ночь была душная и сырая. Ни луны, ни звезд — ни воображаемых, ни реальных.

Роберт обнял меня за плечи, отвел домой. Брезжил рассвет. Постепенно до меня доходил смысл трипа: город как мир демонов, секс с кем попало, дорожки блесток, которые осыпаются с мускулистых рук. Католические образки, сорванные с выбритых шей. Блестящий праздник, которому я не смогла отдаться. Эту ночь я не выдумала, но образы бегущих наперегонки The Cockettes и «Диких мальчиков»[137] вскоре переплавились в видение мальчика в коридоре, пьющего чай из стакана.

Уильям Берроуз был одновременно стар и молод. Немножко шериф, немножко сыщик. И с головы до пят — писатель. У него был шкаф с лекарствами, который он держал на замке, но если тебя мучила боль, он отпирал дверцу. Не мог видеть страдания людей, которые были ему симпатичны. Если ты заболевал, он приходил тебя накормить. Стучался в твою дверь, приносил рыбину, завернутую в газету, и собственноручно ее жарил. От девушек он, казалось, отгораживался неприступной стеной, но я все равно его любила.

В «Бункере» он жил точно в походе: всех вещей — пишущая машинка, дробовик да пальто. Время от времени он надевал свое пальто, шел горделивой походкой послушать нас, занимал свое место за столиком у самой сцены, который мы для него специально придерживали. Часто ему составлял компанию Роберт в кожаной куртке. Вылитые ковбой Джонни и его конь.

Мы играли в «Си-Би-Джи-Би» серию концертов, которая началась в феврале и продолжалась несколько недель марта. Выступали мы на пару с Television, как и у «Макса» прошлым летом, отыгрывали по два сета за вечер, сменяя друг друга на сцене, с четверга по воскресенье. Это был первый период наших регулярных выступлений в качестве группы. Он помог нам нащупать общую внутреннюю тему, объединившую разнородные ветви нашего творчества.

В ноябре мы ездили с Джейн Фридмен в Лос-Анджелес — впервые играли в «Виски-э-гоу-гоу», где когда-то выступали The Doors, а затем отправились в Сан-Франциско. В Беркли мы выступили на втором этаже музыкального магазина «Разер рипт рекордз», сходили на прослушивание в «Филмор-Вест» — там тоже сыграли, с ударником Джонатаном Ричменом. В Сан-Франциско я оказалась впервые, и мы совершили паломничество в книжный магазин «Городские огни», где витрина была уставлена книгами наших друзей. В ходе нашей первой вылазки за пределы Нью-Йорка мы рассудили: нужен второй гитарист, чтобы расширить спектр саунда. Мы не могли воплотить втроем музыку, звучавшую в наших головах.

Вернувшись в Нью-Йорк, мы дали в «Виллидж войс» объявление: «Ищем гитариста». Большинство из тех, кто откликнулся, похоже, уже знали, как хотят играть, как хотят звучать. А еще почти все морщились, узнав, что лидер группы — какая-то баба. Но своего «третьего» я нашла в лице обаятельного чеха. Имидж и музыкальный стиль Ивана Краля продолжал традиции и возрождал перспективы рока — совсем как The Rolling Stones отдавали дань уважения блюзу. В Праге Краль был восходящей поп-звездой, но его мечты рухнули, когда в 1968-м в его страну вторглась Россия. Краль бежал вместе со своей семьей и был вынужден начинать с нуля. Человек энергичный, непредвзято мыслящий, он охотно обогащал нашу быстро формирующуюся концепцию новых возможностей рок-н-ролла.

Мы считали себя аналогом «Сынов свободы»[138] — задались целью сохранить, уберечь и распространить революционный дух рок-н-ролла. Мы боялись, что музыке, которая нас вскормила, угрожает духовное истощение. Страшились, что она забудет о своем предназначении, что ею завладеют чьи-то жирные руки, что она увязнет в трясинах эффектности, финансовых махинаций и бессодержательной технической изощренности. Мы воскрешали в своем сознании образ Пола Ревира, скачущего сквозь американскую ночь, убеждающего людей проснуться и взяться за оружие. Мы тоже взялись за оружие — оружие нашего поколения: электрогитару и микрофон.

«Си-Би-Джи-Би» был самым подходящем местом для трубачей, зовущих на бой. Этот клуб на улице обездоленных притягивал к себе людей странной породы — слушателей, которые радушно встречали пока безвестных артистов. Хилли Кристал требовал от музыкантов только одного — новизны.