Читаем Просто дети полностью

В первый раз мы отправились к «Максу» в сопровождении Сэнди Дейли: побоялись идти одни. Местных правил игры мы не знали, а Сэнди выполняла роль бесстрастного опытного гида. У «Макса» существовала жесткая социальная иерархия: прямо как в школе, вот только высшей кастой считались не здоровяки футболисты или красотки болельщицы. Местная «королева выпускного бала» родилась мужчиной (зато ходила в женском платье и по женственности могла дать сто очков вперед едва ли не любой даме).

«Канзас-Сити Макса» находился на углу Восемнадцатой улицы и Южной Парк-авеню. Теоретически это был ресторан, хотя почти никто из нас по бедности не мог заказывать там съестное. Хозяин, Микки Раскин, слыл покровителем творческих людей: в «час коктейлей» посетители, у которых хватало денег на одну порцию напитка, могли пройти к бесплатному шведскому столу. Поговаривали: если бы не этот шведский стол, в меню которого входили, например, «крылышки Баффало», сотни нищих художников и трансвеститов умерли бы с голоду. Я за шведским столом у «Макса» никогда не бывала, поскольку днем работала. И Роберт не бывал — гордость не позволяла, да и не пил он спиртного.

Над входом висел громадный черно-белый тент, над окнами — вывески: «Вы входите в „Канзас-Сити Макса“». Обстановка была аскетичная, без претензий на роскошь, единственным украшением служили большие абстрактные полотна — подарки художников, задолжавших заведению астрономические суммы за выпивку. Стены были белые, все остальное — диваны, скатерти, салфетки — красного цвета. Даже коронное блюдо — турецкий горох — подавали в красных мисочках. Главным соблазном было мясо морских и земных тварей: омары и стейки. Роберт стремился попасть в озаренный красными светильниками зал избранных, упорно пробивался к легендарному круглому столу, где все еще витала нежно-розовая аура отсутствующего «серебряного короля».

Впервые переступив порог «Макса», мы дальше первого зала не углубились. Уселись за столик, взяли на всех один салат, съели турецкий горох — совершенно несъедобный. Роберт и Сэнди заказали кока-колу, я — чашку кофе. Вокруг все было мертво, как в пустыне. Сэнди помнила времена, когда «Макс» был средоточием светской жизни во вселенной «подземных»[66]: когда за круглым столом, сохраняя безразличный вид, царил Энди Уорхол, сопровождаемый королевой в горностаях — харизматичной Эди Седжвик. Фрейлины были одна красивее другой, а в роли странствующих рыцарей выступали Ундина[67], Дональд Лайонс[68], Раушенберг, Дали, Билли Нейм[69], Лихтенштейн, Джерард Маланга[70] и Джон Чемберлен[71]. В недавнем прошлом за круглым столом сиживали другие короли и королевы — Боб Дилан, Боб Ньювирт[72], Нико, Тим Бакли, Дженис Джоплин, Вива, группа The Velvet Underground. Все сливки антивысшего общества, кого ни назови. Но по их общей кровеносной системе текли амфетамины: разгоняли их жизнь до бешеной скорости и губили на лету. «Колеса» раздували в королях и рыцарях паранойю, постепенно отнимали у них врожденные таланты, внушали сомнения в себе, иссушали красоту.

Ни Энди Уорхол, ни его придворные вельможи больше не появлялись у «Макса». Энди после выстрела Валери Соланас вообще мало бывал в обществе, но, вероятно, была и другая причина: он просто, по своему обыкновению, заскучал. И все же осенью 1969-го «Макс» оставался культовым рестораном. В дальнем зале собирались те, кто мечтал получить ключик ко второму «серебряному королевству» Энди — новой «Фабрике», которая, по распространенному мнению, принадлежала скорее коммерции, чем искусству.

Наш дебют у «Макса» прошел тихо. Домой мы вернулись на такси — расщедрились ради Сэнди: шел дождь, нам не хотелось, чтобы подол ее длинного черного платья волочился по грязи.

Первое время мы так и ходили к «Максу» втроем. Сэнди относилась к этим вылазкам абсолютно спокойно и служила буфером между Робертом и мной: мне в этом заведении совсем не нравилось, я злилась и шипела. Но мало-помалу я взяла себя в руки и смирилась с посиделками у «Макса» как с рутинной обязанностью, выполняемой ради Роберта. В восьмом часу вечера я возвращалась с работы, мы с Робертом шли в закусочную и ужинали горячими сырными бутербродами. Рассказывали друг другу, как прошел день, показывали новые творения. А потом долго судили и рядили, в чем пойти к «Максу».

Гардероб Сэнди не отличался разнообразием, но она тщательно продумывала свои наряды. У нее было несколько одинаковых черных платьев от Осей Кларка, короля Кингз-роуд. Они походили на черные футболки с круглым вырезом — только изящные, с длинными рукавами и подолом в пол. Эти слегка приталенные платья незамысловатого покроя абсолютно соответствовали индивидуальности Сэнди: я мечтала, что разбогатею и накуплю ей целый шкаф таких платьев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза