Просто друзья

Первое неудавшееся блюдо я кинула в кухонный гарнитур. Прям как тот ноутбук. Глеб только присвистнул. Испорченные профитроли исполнили роль мячиков, которые я кидала в разные стороны. Мила в гневе. Глеб только вздохнул и ушел работать за ноутбук. Новый. Да, был еще десерт. Он не пропекся. Глеб вовремя предотвратил катастрофу. Он просто забрал у меня тот шедевр и сам отправил его в мусорное ведро. Тогда я безумно на него разозлилась, что опередил меня. Я снова была в гневе, что-то кричала, слов не помню, мыслей тоже. Они пробегали быстрыми строчками и уносились вдаль. А потом страстный поцелуй ставил точку в моем выступлении одного актера.

Мне иногда казалось, что Глебу нравилась моя эмоциональность и вспыльчивость, которую только с ним я и могу показывать. Раньше все было внутри, все переживания, все чувства. Сейчас я даже не могу помыслить, чтобы замкнуться. Вот такая новая Мила.

К семейному вечеру было уже все готово. Я выбрала нежно-голубое платье, подобрала к нему туфли, украшения. Волосы решила собрать в пучок, чтобы не мешали. Глеб только фыркнул, когда разглядывал меня.

– Не нравится?

– Степфордские жены какие-то.

Мне пришлось поискать в интернете информацию. Оказывается, есть такой фильм про идеальных хозяек и жен, кукол.

На часах было шесть вечера, когда раздался первый звонок. На пороге стояли родители Глеба. Наталья Матвеевна, как всегда в шикарном платье черного цвета, и Павел, который подарил мне большой букет ромашек. Такой уже по-летнему очаровательный.

– Ромашки? – спрашивает его Глеб.

– А что? Слишком дешево?

– Скорее неподходяще.

– И что бы ты выбрал?

– Миле? Хм… Венерину мухоловку.

Что?

– Глеб! – слышу голос Натальи Матвеевны, ее не вижу, мой взгляд приклеен к наглому Глебу.

– А что? Вы просто не знаете Милу. Та еще мухоловка. Вроде милая, но стоит какому-нибудь муравьишке попасть на ее территорию и все, – он хлопает в ладоши, громко так, что я вздрогнула, – нет муравьишки. Но цветы у этой Венеры очень красивые, – снова нагло улыбается и разглядывает мои губы, будто не целовал меня несколькими минутами ранее.

– Прошу, проходите, – прекращаю я этот разговор, что слегка затянулся.

Мои родители присоединились к нам спустя десять минут. Как всегда очень пунктуальные. Одеты с иголочки. У папы новые очки, а мама изменила прическу. Сейчас она стала выглядеть моложе. Поспешила ей об этом сообщить. Каждой женщине приятно услышать комплимент.

Хочется суетиться, всем угодить. Но Глеб запретил мне это делать. Хотя, он вообще посоветовал заказать суши, а лучше пиццу.

– Мила, девочка, дай на тебя полюбуюсь, – мамин голос всегда нежный, он полон любви и ласки.

В детстве она пела мне колыбельные, рассказывала сказки. И я всегда запоминала ее голос, ее интонации, но никак не сами истории.

– Ты такая красивая. Удачно подобрала платье и украшения. Это же те сережки, что тебе папа подарил на восемнадцатилетие, да?

– Да, – улыбаюсь и чувствую, как слезы скапливаются в уголках глаз.

Этот вечер действительно будет особенным. Первый раз за все время в душе мирно и спокойно. Даже Глеб расслабленный.

Отец стоит позади и ждет, пока до него дойдет очередь. Подхожу и обнимаю. Вдыхаю аромат. Он такой родной. Папа пахнет елкой и немного сигарой. Его увлечение уже несколько лет. От него нет жуткого першения в горле, как если бы он просто курил сигареты. Этот запах благородный. Небольшая горчинка и сам табак, дорогой и эксклюзивный аромат, между прочим.

Папины руки теплые. В детстве я часто прибегала к нему в кабинет, чтобы забраться на колени и рассказать то, что узнала, то, что рассказывала мне моя гувернантка. Мне очень хотелось делиться с ним новыми знаниями, снова услышать, какая я молодец. А папа ждал, пока его дочь расскажет все, и после крепко-крепко меня обнимал. Потом он подходил к большому деревянному столу и открывал верхний ящик. Там он хранил вкусные шоколадные конфеты с разной начинкой. Мы всегда выбирали вместе. Я откусывала первая, если мне нравилось, то конфетка полностью доставалась мне. А если нет, то возвращала ее папе, а тот отправлял шоколадный кусочек себе в рот и нахваливал эту конфету. И часто мне казалось, что я ее не распробовала. Позже догадалась: папа это делал специально, играл так со мной.

За столом комфортно, у всех улыбки на лицах. Я уверена, что они искренние. Улыбается даже Глеб, но может, он вспомнил что-то смешное.

– Мила, позволь поблагодарить тебя. Баранина великолепна. Глеб, как тебя? – спрашивает Наталья Матвеевна.

– Эта версия лучше предыдущих безусловно. Ей как минимум повезло оказаться на столе.

– На столе? – не поняла мама Глеба.

– Глеб не так выразился. Он имел в виду, что сегодня это блюдо вышло очень удачным.

Глеб слегка пнул мою ногу под столом. И я понимаю почему. Его ужасно раздражает та Мила, что любезна, что аккуратна, что изыскана. Я это знаю и так его провоцирую. Кладу руку на его бедро, чтобы никто не заметил, и веду вверх. До меня доносится шумный вдох.

– Ты очень уютно обставила зал, Мила. Мне нравится. И тот столик журнальный… Это ведь работа испанца, про которого я тебе говорила?