В мире после катастрофы желания просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина — вещь, слабак — еда, больной — беда», — главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила — то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и вновь задавал себе один и тот же вопрос из прошлой жизни, когда его звали Антон, а люди не ели людей: «В чем сила, брат?»
Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.
Перед вагоном дремал стражник. Энт потряс его за плечо. Нельзя убивать спящего, он обязательно вскрикнет.
Нож привычно и легко вошел в сердце. Труп остался приваленным к стенке — для окружающих страж продолжал нести службу. За сдвинутой завесой ковра слышались два дыхания. Оба ровные. Перешагнув растяжки и простенькую для опытного ловца западню, заголенищным тесаком Энт полоснул князя по шее.
От хрипа и бульканья лежавшая рядом шатунья проснулась. Энт зажал ей рот.
— Ты шла в Лесные Земли? — тихо спросил он.
Испуганные глаза над ладонью медленно моргнули.
Новый день они встретили в степи. В сиянии рассветных лучей Энт любовался сильной поджарой фигурой спутницы. Губами. Родинкой на виске. Суровым взглядом. А перед глазами стояла улыбка — полная любви в момент, когда другие кричали бы от ужаса.
Женщину звали Мия.
— Папа? — ударил по ушам чуть хрипловатый детский голос.
Энт вздрогнул, взгляд метнулся к источнику звука, но сбился, будто подстреленный. Пересилить себя не удалось. Ребенок внушал отвращение на уровне инстинктов.
— Помолчи, милый. — Мия опустила глаза. — Этот хороший дядя отведет нас в Лесные Земли.
Хороший дядя?!
«В чем сила, брат?» — вновь всплыло в мозгу.
Голова повернулась чуть не со скрежетом — Энт все же заставил себя посмотреть на ковылявшего коротконогого уродца.
Маленькие глазки в мерзких складках. Открытый рот. Жуткая плоская переносица. Энта передернуло.
И вновь: пухлые губы. Родинка. Но главное — улыбка, о которой не забыть. До вчерашнего дня Энт представить не мог, насколько самоотверженной бывает любовь. Просто не знал любви — настоящей. Если все получится, и эта женщина будет так же сильно любить пусть не его самого, но хотя бы их будущих детей… Этого достаточно для счастья. И тогда…
Тогда, возможно, и он научится любить.
Энт остановился. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.
Мия с сыном повернулись к нему. На этот раз взгляд Энта не отскочил, а протянутая рука приняла в себя маленькую ладошку.
И ничего страшного. Просто рука ребенка — теплая, почти невесомая, беззащитная.
Просто. Рука. Ребенка.
«В чем сила, брат?»
Он крепче сжал руку мальчишки.
— Мама не права. — Энт помедлил и твердо завершил: — Папа.
Здравствуй вечность
Метель в свете фар создавала иллюзию, будто летишь сквозь звезды к далекой-далекой галактике. Карина поерзала и едва сдержала вздох: галактика была нашей, постыло знакомой. Об этом не давала забыть пружина, прорвавшая обивку в самой некомфортной части сиденья и грозившая набедокурить в местах, с конструкцией автомобиля не связанных.
— Знаешь, как называется наша работа? — кипятился капитан Григорович, лихо выворачивая руль при обгоне. — Пойди туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого. Придумали слово: Вечные. Ищите, болезные. А как? Знать бы, кто они: нашедшие эликсир вечной жизни счастливчики, внедрившиеся инопланетяне, присвоившие открытие ученые, прежняя раса или еще кто. Никаких зацепок, одно название.
— Еще были версии про падших ангелов и вампиров, — напомнила Карина.
— Леших и домовых прибавь. Кощей — Вечный? Без сомнения, он же Бессмертный. Нужно брать в разработку — то есть, составляй план, поднимай людей, начинаем розыск.
Вечные шутки о Вечных. Карина поглядела, как профессионально капитан управляется с вверенным средством передвижения, в чужих руках редко доезжавшим до точки Б, поскольку упрямо не заводилось в точке А. В руках Григоровича любое дело спорилось: и старая техника воскресала, и люди без дела не сидели. И вообще.
— Васильев считал, что нужно отрабатывать даже абсурдные версии, — обронила Карина.
Ее взгляд перетек в окно: над головами шел на посадку белопузый лайнер.
Григорович явно симпатизировал ей, бывшей стажерке, а ныне соратнице, почти догнавшей в звании. Просьбу подвезти он, как всегда, исполнил безоговорочно. Когда автомобиль подрулил к зоне прилета, Карина аккуратно снялась с крючка пружины, так и не признавшись в незаметной глазу проблеме. Потом. Кому-то другому. Или в безвыходной ситуации это сделает кто-то другой, более растяпистый.
— Встречаешь родителей? — поинтересовался, наконец, капитан. — Может, жениха? Ничего от любимых коллег не скрываешь?
Если бы не работа бок о бок… Карина потупилась. Застегивая пальто — форму вне торжественных случаев и вызовов на ковер сотрудники не носили — она объяснила:
— Елена Ивановна прилетает. Хочу поговорить.