Просто Иван

   Алексею второго приглашения не потребовалось. Он первым упал на землю, и постарался вжаться в каменную брусчатку: слиться с ней. Будь у него такая возможность, то он на манер испуганного крота, закапался бы как можно глубже.

   А вокруг всё грохотало и рушилось. Казалось, что уже прошёл не один час этой смертельной свистопляски, а бушующий вокруг ад всё не утихал. Отважившись приподнять голову, Алексей первым делом увидел часового - точнее красноармейца перед которым он возник в этом времени. Этот боец лежал нелепо раскинув руки - правая продолжала сжимать винтовку, и неестественно подвернув ноги в коленях: - 'Живые так не лежат‟. - Немного отрешённо подумал Прохорчук. То что он увидел опасливо осмотревшись, его сильно шокировало: среди взрывов бегали неизвестно откуда взявшиеся люди - много людей. Кто-то из них бежал в одном белье, кто-то в военной форме но без сапог и почти все они были с оружием. А как позднее вспоминалось, в этой дьявольской пляске смерти нашлись и те, кто старался прекратить безумное метание - призывал своих собратьев по оружию к порядку, отправлял их к местам сбора или к условным точкам: где те должны были организовать оборону. А в тот момент Лёшка замечал лишь сотрясающие и вздымающие землю взрывы; бегающих мужчин, которых эти разрывы раскидывали как будто лёгкие тряпичные куклы. Он видел как рушились стены кирпичных домов: погребая под собой несчастных оказавшихся в зоне их падения. И весь этот ужас усиливала неизвестно почему, опустившаяся на военный городок мгла.

   Неизвестно, щёлкало ли что-либо в голове у Алексея, или нет. Но всё происходящее вокруг него воспринималось как-то отрешённо - как будто он является в этом аду сторонним наблюдателем, которого ничего из происходящего не касается. Как-то флегматично он констатировал, что артналёт уже окончился, поэтому Лёша встал, осмотрелся вокруг, и бесцельно пошёл, как говорится: - 'Куда глаза глядят‟. - Нет. Конечно же в голове сформировалась цель, - подсознание требовало как можно быстрее покинуть это опасное место. Тем более в некоторых разрушенных домах почему-то разгорались сильные пожары: озаряя округу жаркими сполохами пламени. И это тоже не сулило ничего хорошего.

   Так Прохорчук и шёл, перескакивал через чужие трупы; обходя те места, где завалы из тел нельзя было перешагнуть; поскальзывался, падая в лужи чужой крови. Проходя мимо дома, где пожар только занимался, Алексей, услышал просьбу - точнее сдавленный стон, прозвучавший почти из под ног:

  - Помоги браток.

   Отрешённый взгляд Алексея заскользил вокруг в поисках вопрошающего о помощи, и сразу нашёл молящего о спасении. Как оказалось, рядом с обрушенной стеной лежит красноармеец из одежды на нём были только брюки галифе и окровавленная в нескольких местах нательная рубаха. Как-то так получилось, что этот человек упал лицом вверх и был придавлен брусом, - одна его рука упиралась в обломок этой деревянной балки, а вторая находилась под ней: увесистый кусок балки заблокировал бойца, придавив его поперёк груди, и только обрушенная стена не позволила раздавить его. Но самое страшное заключалось не в этом, - возле босых ног красноармейца уже начала дымиться древесная труха и прочий мусор: видимо его подожгла одна из многочисленных искр кружащих вокруг. И когда этот огонь набрав силы разгорится - то смерть этого человека будет очень долгой и мучительной.

   Не говоря не слова - двигаясь как зомби, Алексей подошёл к изголовью бойца попавшего в смертельную ловушку, не задумываясь о том что делает, и упёрся в брус что было сил. Ноги дрожали, в груди напряглась какая-то 'жила‟ - грозя вот - вот порваться. А балка не двигалась: как будто приросла зараза. Прохорчук хрипел от усилия, солдат со стоном упирался своей свободной рукой, и всё равно, это не приносило нужного результата.

  - А-а-а! - Вырвалось из груди Алексея от очередной отчаянной попытки освободить неизвестного ему бойца, от этого в его глазах зарябили звёздочки, и о чудо - в этот миг тяжёлый брус поддался, и резко сдвинулся.

   - А-а-у-м-м! Бля...! - Прервался за малым не вырвавшийся из уст красноармейца с трудом удержанный им крик боли. - У-у-у!

  - Ты как, цел? - Отрешённо поинтересовался Прохорчук не в силах пошевелиться от накатившей на него усталости и новой волны апатии.

  - Ничего братишка, ум-м-м... могло быть и похуже. А так: была бы кость, а мясо нарастёт.

   Видимо разгорающаяся в ногах бойца труха уже стала подпекать: поэтому сдержано постанывая, красноармеец начал выползать из получившейся ниши бывшей ему западнёй. Видя это, Лёха поначалу никак не отреагировал, затем, как будто опомнившись, решил было помочь воину. Но, пока эта мысль окончательно сформировалась: тот уже стоял на ногах, немного покачиваясь и опираясь на сильно деформированный пулемёт Дегтярёва как на посох. Освобождённый из западни красноармеец вопрошающе посмотрел на вымазанного сажей, пылью и кровью Прохорчука, и неуверенно спросил:

  - Как ты думаешь товарищ, это ещё провокация, или уже война?