— В этом можешь не сомневаться. Если ее за что-то можно уважать, так это за женское постоянство.
— Мне надо поговорить об этом с Коди.
— Желаю удачи. Может, тебе повезет больше, чем мне. Со мной он не слишком разговорчив. Но поскольку ты всегда был его кумиром, может быть, тебе он откроется.
— Что ты имеешь в виду под кумиром?
Хотя Кэмерон и улыбался губами, в глазах у него улыбки не было.
— Ты из тех людей, которые просто созданы быть кумирами.
— Что за чушь…
— И при этом — скромный. Ни одна женщина не способна устоять перед твоим сокрушительным обаянием.
Коул напрягся.
— Слушай, старик, с каждым днем ты становишься все несноснее. Я буду счастлив, когда врачи наконец поставят тебя на ноги.
— А я буду счастлив, когда ты позволишь мне наконец вернуться к работе.
— Ладно. Твоя взяла. Я позвоню и скажу, чтобы тебе присылали все, что ты хочешь. В худшем случае ты от этого снова сляжешь.
Коул поднялся и встал у кровати.
— Ну и упрям ты, старина. Считай, что ты победил.
— Иначе и быть не могло.
— Ты видел Тришу сегодня утром? Боль, исказившая при этих словах лицо Кэмерона, испугала Коула.
— Я?.. Да нет, не видел. Я еще не готов. Она так напоминает… — Он замолчал.
— Кэм, я не вправе тебе советовать, что делать, но думаю, ты совершаешь ошибку. Благодари судьбу за то, что у тебя есть дочь. И что ты можешь быть вместе с ней каждый день твоей жизни.
По глазам Кэмерона Коул понял, что до того дошел смысл его слов, — Я понимаю, что ты имеешь в виду, и знаю, что ты прав. Но всякий раз, когда я вижу Тришу, я могу думать только об Андреа.
— Делай, как считаешь нужным, — тихо сказал Коул. — Я все понимаю.
Коул вышел из комнаты Кэмерона и пошел искать Летти. Он застал ее на огороде в тот момент, когда она отчитывала рабочего за то, что он не выполнил какое-то из ее указаний.
Петиция Коллоуэй была среднего роста. Даже прибавив за последние несколько лет в весе, она осталась сухопарой. Ее темные волосы через один поседели. Она гладко зачесывала их назад, собирая в пучок на затылке. Может быть, в свое время она и была недурна собой, но годы постоянной хмурости и раздражительности оставили на ее лице неизгладимый след.
— Летти, я хочу с тобой поговорить, когда ты освободишься, — громко закричал ей Коул.
— Чего тебе так приспичило, Коул? Ты что, не видишь, я занята?
— Я вижу, что ты отвлекаешь человека от работы. Почему бы тебе не оставить его в покое? Он прекрасно обойдется без твоих нотаций.
Летти резко развернулась на каблуках и решительно направилась к нему. На ней были ее неизменные джинсы, ковбойка и ботинки, как будто она в любой момент была готова вскочить в седло. Хотя Коул не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее верхом.
— Он все делает не так, как я велела! — продолжала возмущаться она, подходя к Коулу.
— Альфредо снабжает нас свежими овощами Бог знает сколько лет. Вряд ли ему нужны твои указания.
— Но я велела ему, чтобы…
— Заходи и налей нам по стакану холодного чая. Я хочу с тобой поговорить.
— Это ты уже сказал. Какие уж у тебя срочные дела, что нельзя подождать? И вообще, что ты здесь делаешь? Коди сказал, что тебя не будет неделю, а может, и больше. Что делается в Остине? Эти идиоты все еще не решили, чего им надо? Не могу поверить, что…
— Летти!
— Что?
— Пусть политики разбираются без нас.
Хорошо?
Она повернулась и отправилась на кухню своей деревянной походкой.
Коул покачал головой. Хотелось бы знать, что сделало эту женщину такой злой и суровой? И она всегда была такой, сколько он ее помнил. Правда, он никогда не позволял, чтобы ее настроение переносилось на него. Подобное отношение к ней он перенял от отца — или не обращать на нее внимания, или молча терпеть.
Он прошел за ней на кухню, и она налила при нем два больших стакана чая. В это время Энджи, их повариха, резала овощи в углу.
— Как дела, Энджи? — спросил Коул. Энджи оглянулась и, увидев Коула, расплылась в улыбке.
— А, это вы, Коул. А я и не знала, что вы здесь. Не хотите ли попробовать моего свежего печенья?
Не успел он ответить, как Энджи извлекла из корзины горсть печенья и положила на тарелочку.
— Большое спасибо, Энджи. У тебя правильный подход к мужчинам.
Он услышал, как Летти фыркнула у него за спиной. Энджи поставила тарелочку с печеньем на поднос и протянула его Коулу. Коул добавил к ней стаканы с чаем и вслед за Летти вышел из кухни.
— А куда это ты со всем этим направляешься?
Обогнав ее, Коул бросил через плечо:
— Я знаю куда идти, Летти. В кабинет. Когда Летти его догнала, он уже устраивался в большом кресле возле письменного стола, задрав ноги на его блестящую поверхность.
— Коул, сними ноги со стола! Так не сидят. Боже мой…
— Хватит, Летти, — сказал он, потянувшись к печенью. — Сядь. Нам надо поговорить.
Она подошла и села на краешек кресла напротив, держась очень прямо.
— Ну давай, говори.
— Я хочу знать все о Тони Альваресе. Она замерла, уставившись на него так, будто он сказал что-то неприличное.
— Что ты сказал?
— Ты слышала.
— Зачем тебе это?
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне абсолютно все о Тони Альваресе, — повторил он, чеканя каждое слово.
— Мне нечего сказать.