ЭРИН. Повыбьем всю дурь из парней в дутых костюмах! Сможем дубасить их в свое удовольствие, и нам за это ничего не будет!
Я. Ты маньячка.
ЭРИН. Признаю себя виновной по всем пунктам. :)
В пятницу я ни разу не посмотрела в сторону Лэндона/Лукаса. Даже на секундочку не обернулась. После нашего свидания — преступного с точки зрения университетских правил — прошла неделя. Может быть, то, что я запретный плод, как раз и привлекло его ко мне? Ладно, устрою я ему запрет…
Когда мы складывали вещи в рюкзаки, Бенджи увидел что-то у меня за спиной — и его брови исчезли под темными завитками, падавшими на лоб.
— Привет, Джеки.
Кеннеди не заговаривал со мной целый месяц. Последняя наша беседа закончилась тем, что в ответ на его пустые банальные слова я запустила ему в башку тот самый учебник, который сейчас держала в руках. Я сделала глубокий вдох через нос, чтобы успокоиться, и обернулась:
— Здравствуй, Кеннеди.
Я ждала: он явно подошел не просто так, хоть я и понятия не имела, чего ему нужно.
— Едешь домой на День благодарения? Мы могли бы скооперироваться, чтобы не так скучно было четыре часа трястись.
— Ты хочешь, чтобы мы поехали домой… вместе?
Кеннеди пожал плечами и, наклонив голову набок, улыбнулся: на его щеках появились едва заметные ямочки. Еще он откинул волосы со лба, прекрасно зная, что это у него эффектно получается. Но теперь подобные приемчики только бесили меня.
Бенджи, кашлянув, дотронулся до моего локтя:
— До понедельника, Жаклин.
Я улыбнулась:
— Удачных выходных, Бенджамин.
Он подмигнул мне, потом как бы случайно наскочил на Кеннеди и, не извиняясь, направился к выходу. Мой бывший нахмурился:
— А этот чего лезет не в свое дело?
Я взяла рюкзак и посмотрела на Кеннеди. Во мне боролись противоположные желания: дать ему по морде и кинуться к нему на шею, чтобы проснуться от всего этого кошмара. Вдруг мне просто приснилось, будто он меня бросил?
— Зачем ты ко мне подошел, Кеннеди?
— Я бы хотел поддерживать с тобой дружеские отношения. Для меня это важно.
Ласковость его взгляда была осязаема почти как прикосновение. Я знала этого парня так хорошо и так долго… Слезы навернулись на глаза. Я не была готова к подобному разговору: Кеннеди сказал слишком много и сделал это слишком рано.
— Вряд ли у нас когда-нибудь получится дружить. И на следующей неделе я не поеду домой с тобой вместе. Извини. — Я обошла его и начала подниматься по ступенькам к двери.
— Джеки…
— Меня зовут Жаклин, — сказала я, не останавливаясь и не оборачиваясь.
Мой взгляд задержался на букве «Л», которой было подписано это послание. Теперь я знала, кто за ней прячется, — Лукас. Лэндон вел со мной довольно туманный флирт, а Лукас действовал открыто. Может, это какая-то игра и я не первая, с кем он в нее играет? Может, ему не впервой переступать границу, разделяющую преподавателей и студентов? В ту жуткую ночь, когда мы с ним встретились, он уже знал, кто я. Он назвал меня Джеки — видимо, слышал, что так называл меня Кеннеди. Значит, когда я в первый раз написала Лэндону и попросила помочь с экономикой, он тем более должен был сразу меня вычислить. Но тщательно это скрыл.
На университетском сайте я прочла, что ограничения, налагаемые на общение между студентами и преподавателями, имеют целью оградить первых от сексуальных домогательств со стороны последних, а также исключить для учащихся всякую возможность получения оценки неподобающим путем. Но Лэндон просто помогал мне освоить материал, и я его действительно осваивала. Я честно зарабатывала свой зачет по экономике. Лэндон это знал, и я знала. Он ни к чему меня не принуждал, но «неформальные отношения», как выразился Бенджи, считались нарушением правил, даже если влечение было взаимным.