Просто металл

Ивану понравилась та деловитость, с какой взял на себя руководство погрузкой Анатолий Волков. К его коротким и точным командам с одинаковым вниманием прислушивались и чукотцы и колымчане. Даже в том, как он нашел каждому из ребят дело по силам (и именно там, где из них можно было извлечь наибольшую пользу), угадывались и знание им людей и незаурядные организаторские способности. Веня Пушкарев очищал снег с груза; Продасову был вручен лом — вырубать вмерзшие в лед сани; Волков с Сашей Никитиным встали на самую тяжелую работу — подноску и укладку груза. Так что когда Гладких назначил Волкова бригадиром на погрузке, это было только официальным закреплением совершившегося факта.

Поначалу, как это ни парадоксально, делу мешала редкая физическая сила Никитина. Ребята не столько работали, — сколько с восхищением глазели, с какой легкостью ворочал и таскал этот голубоглазый великан стокилограммовые ящики. Но, насмотревшись вдоволь и пообвыкнув с тем, что парень без видимого напряжения работает за троих, они с рвением принялись за дело сами. Время от времени ребята призывали его на помощь — то извлечь из кювета закатившуюся туда бочку с горючим, то поднять кому-нибудь на плечо тяжелый ящик с деталями. Никитин охотно откликался на эти призывы и обнаруживал удивительную для своих мощных габаритов подвижность. Генка острил:

— И зачем все это на сани таскать, я не понимаю? Пусть этот товарищ Голиаф лучше волокуши к ящикам подносит.

Эта совместная работа перед самым началом пути за какие-нибудь три-четыре часа сблизила ребят лучше, чем если бы они еще неделю жили рядом в гостинице. И когда санный поезд тронулся в путь, это был уже коллектив, объединенный общими усилиями, устремлением, целью. Пусть эта цель представлялась одним яснее, другим весьма туманно, но она уже маячила впереди и имела определенное название — участок «Дружный». Его еще не было, и он уже был, потому что были они, те, кто должен дать ему жизнь.

Тундра встретила их тихими синими сумерками. Ехать на санях желающих было мало: среди множества ящиков устроиться удобно было нелегко, да и колыхало сани на неровностях целинной тундры, как тяжелый бот на штормовой волне. Поэтому шли за санями по тракторному следу.

— Самый совершенный по вместимости транспорт, — отметил Геннадий. — Пешком целая дивизия может сзади пристроиться.

Но он явно переоценивал удобства этого вида транспорта; Гусеничный след был глубок и неровен, идти по нему легким туристским шагом было невозможно, только первые километры показались нетрудными.

Санно-тракторный поезд шел и шел, вспарывая снежную целину и оставляя след, которому суждено было стать в скором времени дорогой. Иван Гладких догнал шедший впереди трактор, попросил тракториста приостановиться и подсел к нему в кабину.

— Ночевать где будем?

— Есть тут километрах в тридцати местечко одно, — ответил тракторист. — Мое постоянное. От ветра закрытое, и, главное, дровишки кое-какие подсобрать можно.

Для тундры такая стоянка действительно удача редкая, и тракторист считал ее «своей» по праву. Гуляев — так его звали — был в этих краях человеком известным. Это он два года назад первым пробился на тракторе в самую глубину тундры, к горнякам рудника «Оловянного», которых почти на месяц отрезала от внешнего мира разбушевавшаяся пурга. Он же обслуживал в прошлом году геологов, давших путевку в жизнь месторождению, на котором теперь открывался новый прииск. Сухой, поджарый и такой черный, словно все девять лет работы на Севере его палило жгучее солнце Крыма, а не обжигали ветры Заполярья, он вел машину с уверенностью, которая дается только многолетним опытом.

— Это, что же, часа три с гаком еще? — поинтересовался Гладких.

— Не знаю, по первопутку идем. Пока снега легкие. Опять же река впереди. Не знаю, прихватило ли ее морозом.

— Глубоко?

— Да нет, летом бы запросто вброд перешел, а сейчас провалиться — мороки не оберешься. Берега под снегом не видно, выезд ощупью искать надо, а из кабины в воду выходить — не июль… Сани, опять же, с грузом…

Но пока дорога не предвещала никаких сюрпризов. Дня, в привычном смысле слова, ребята не видели с тех пор, как их самолет приземлился на побережье Ледовитого океана. Приближалась полярная ночь, и утренние сумерки переходили в вечерние, почти не оставляя места дневному свету. Каждый день этот сумеречный просвет между ночами становился все бледнее и короче. Теперь вместе с санным поездом по тундре перемещалось небольшое озерко света, разлитого тракторными фарами. Со всех сторон его окружали черные отвесные берега ночи. Луна где-то замешкалась. Просвечивал мириадами звезд темный полог неба.