Просто мы научились жить

И никого из них не было рядом. Через весь этот ад она проходила сама. А они? Что они? Кивали головами, рассказывали ей, как надо жить, как правильно поступать и как обращаться с людьми. Покачивая умными головами, поблескивая умными глазами, порицали, наказывали, давали направление.

И, черт возьми, никого из них не было с ней рядом!

Она задыхалась от боли, разрывающей изнутри. Она видела Леку, лежащую одну в палате – кривящуюся от боли, вычесывающую выпадающие волосы, морщащуюся от яркого света в окно, которое некому, некому зашторить!

Она видела Леку, в одиночестве бродящую среди деревьев, бормочущую что-то себе под нос, вырезающую символы на скамейках, едва передвигающую ноги.

– Кто я? Ты лучше всех можешь ответить на этот вопрос. Кто я? Зачем я живу? 


Она видела Леку, рыдающую от непонимания и невозможности, разговаривающую с собой, с деревьями, с небом – потому что, черт бы побрал все на свете, больше было не с кем!

И боль – ударами в виски, и чувство вины набатом. Леночка, Леночка, Леночка…

– Мне боль застилает глаза! Ты что, не понимаешь? Мне хочется орать, скрежетать зубами и кого-нибудь убить! Прямо сейчас! Я готова отнять жизнь у другого человека, чтобы спасти твою! Я готова отдать свою жизнь ради того, чтобы ты жила!


Она видела Леку, отчаявшуюся. День за днем убивающую в себе все хорошее, что только можно было там найти. Добро, свет – к черту. К дьяволу. Пусть провалится сквозь землю. Растворится.

Иначе, если это останется, если не уйдет… Зачем тогда ей будет жить?

Леночка моя…

Она видела, как Лека выдирала это из себя с кровью, с криками, ведь это непросто – взять и уничтожить то, из чего ты состоишь, что отрицаешь, но в глубине души без чего не можешь жить.

Леночка…

Я хочу всего лишь сказать, что я люблю тебя! Я буду тебя ждать. Ждать столько, сколько понадобится. И я объясню всем этим людям, где истина! Они увидят, поймут, слышишь? 
Я сделаю то, чего не смогла сделать ты. Я изменю этот мир! Я покажу им правду! И к черту истину, к черту ложки, я объясню так, что они поверят!

Моя Леночка…

Женя не помнила потом, сколько еще лежала вот так – скрючившись у стены больницы. Не помнила, как везла ее Марина в гостиницу, как приходил врач, как ее снова рвало, и как лились безостановочно из глаз слезы.

Все еще существо, все ее сознание было пронизано болью.

Сегодня она умирала вместе с Лекой.

Глава 25.

– Я еду домой.

Марина ожидала этих слов, но почему-то они все же застали ее врасплох. Она не знала, что сказать, и что сделать. Все рухнуло в один момент и непонятно было, как собирать, да и стоит ли.

Женя курила, сидя прямо в кровати. Финальный визит доктора, сообщившего, что ее здоровье вне опасности, но «никаких потрясений больше», закончился меньше минуты назад, и вот теперь она заявила, что собирается домой.

– Котенок… – Начала Марина и осеклась. Женин взгляд – потухший, больной, не дал ей продолжить.

– Не надо, – сказала она, – просто не надо, ладно? Я хочу домой.

Это означало только одно – Марине придется продолжить поиски самой. Но где? Как? Единственная зацепка, которая вызывала так много надежд, оказалась пустышкой. Все оказалось пустышкой и… неправдой.

Впрочем, сомнения все же были. Марина не рискнула сказать вслух, но что-то было в этой истории, что не давало ей окончательно поверить в Лекино помешательство. Не складывалось это с ее характером. Она могла придумывать, могла, конечно, но настолько?

– Я совсем ее не знала, – вырвалось из Марининых губ, – похоже, я просто ее не знала.

И неожиданно именно эти простые слова нашли отклик в Женином сердце. Она закурила новую сигарету и тяжело вздохнула.

– Да. Похоже, что мы обе ее просто не знали.

Марина присела рядом на кровать. Женька – бледная, растрепанная, в своей дурацкой футболке с микки-маусом, сидящая по-турецки поверх одеяла, вызывала сейчас столько нежности и тепла, что очень хотелось уложить ее голову к себе на колени, запустить руки в волосы и гладить, гладить, успокаивая и прогоняя боль.

Эти страшные дни, когда Женя металась в своей горячке, когда ее то тошнило, то выкидывало в беспамятство, они были близки как никогда. Марина чувствовала, что словно отдает какой-то старый долг, вытирая Жене губы и обнимая ее трясущееся тело. Это не было расплатой, но глубже извинений невозможно было бы себе представить. То, что однажды разделило их, сблизило их снова.

И Женька больше не шарахалась от прикосновений – вот и сейчас она доверчиво прислонилась щекой к Марининому плечу и затихла со своей сигаретой, подавленная и растерянная.

– Ты больше не хочешь ее видеть? – Спросила Марина тихонько.

– Кого – ее? – Марина скорее догадалась об ответе, чем услышала его – настолько тихо он прозвучал.

– Леку.

– А кто это – Лека? – В ее голосе больше не было злости, но столько обиды в нем Марина не слышала никогда. – Кого мне искать, Мариш? Что из того, что я знаю о ней – правда? Что из того, что я чувствую, я чувствую к ней, а что – к фантазиям? Своим, ее, общим? Я больше не знаю, где истина. И кажется, не хочу знать.