Просто мы разучились мечтать.

Вспышка света ослепила зрителей, недоуменно уставившихся на пустую сцену. Мгновение – и шквал аплодисментов наполнил клуб. Аплодировали сидя, аплодировали стоя – это была настоящая овация.

Игнатьев под руку с Лёкой вышел из-за кулис. Остановился посередине сцены и, широко улыбнувшись, проговорил в микрофон:

– Дамы и господа. Разрешите представить. Автор сегодняшней шоу-программы. Новый арт-директор клуба «Три чуда света». И – по совместительству – наше новое четвертое чудо. Елена Славина!

Лёка улыбалась, раскланивалась, но взгляд, которым она обводила посетителей клуба, был холоден и мрачен.

Они не поняли.

Они опять ничего не поняли.

13

Перманентный поиск. Вся наша жизнь – поиск. Поиск любви, счастья, денег, друзей. Поиск подходящей одежды и шкафа в комнату – такого, чтобы вписался в интерьер. Поиск книг, которые ничему не учат на самом деле, а всего лишь помогают вынуть из глубин подсознания то, что мы и так давно уже знаем.

Поиск себя. Как часто мы обманываемся, убеждая всех вокруг в этом поиске. А на самом деле ищем не себя. Отнюдь. Ищем успокоения. Ищем конца поиска. Ищем место, время или человека, в котором всё станет ясно и просто. Ищем финала – того финала, в котором уже больше не останется вопросов.

Балкон в Лёкиной квартире выходил прямо на оживленный проспект. На нём всегда пахло деревом, побелкой и свежим воздухом. На небольшом подоконнике стояла пепельница, а у открытой створки окна – барный стул.

Здесь было очень хорошо ночью – вдыхать в себя воздух с примесью никотина, провожать взглядом исчезающие автомобили и слушать шум никогда не засыпающего города.

Здесь – только здесь – можно было перестать врать. Играть. Притворяться.

Нет, перестать притворяться вовсе не означало лить слёзы и скорбеть о своей загубленной жизни. Да Лёка и не скорбела. Она знала, что её жизнь закончилась на черноморском побережье. И только из-за каких-то бюрократов там, наверху, её душа и тело пока оставались на земле.

Удивительно – насколько часто мы хотим, чтобы нас поняли. Друзья, любимые, родные – все вокруг. Мы выплакиваем тонны слез в телефонные трубки и винные бокалы, мы говорим сотни тысяч ненужных слов, и засыпаем в алкогольном бреду с осознанием того, что – нет, не может один человек понять другого, как не может он даже на мгновение одеть на себя чужие страхи, чужие сомнения, чужую боль.

Удивительно – насколько часто люди вокруг хотят, чтобы их поняли. И мы слушаем одинаковые в своей банальности истории, даем советы, понимая, что они безнадежны, гладим по голове и говорим волшебное: «всё будет хорошо». И искренне радуемся, если чья-то история напоминает нашу собственную – ведь это такой замечательный повод чтобы загореться глазами, воскликнуть: «Как я тебя понимаю! У меня тоже такое было!» – и начать рассказывать свою историю. Такую же ненужную собеседнику, как и история собеседника не нужна нам.

Но мы люди. И мы хотим жить. И приходится притворяться, делать вид, что понимаешь, и делать вид, что тебя поняли, и жить дальше, и пытаться запомнить бессмысленные сны – да-да, они чаще всего бессмысленны, но почему же в них отражается так ясно всё то, что мы не можем никому объяснить?

Ах, если бы можно было показать эти сны другому человеку. Тогда бы, наверное, понимания в нашем мире стало больше.

Дымок от Лёкиной сигареты улетал вверх, цепляясь на стеклянную блесткость балкона, за белые европейские ручки окна, за прозрачный черный воздух снаружи.

Ей никто не был нужен. С уходом Саши Лена постепенно поняла, что вся эта «дружба», «любовь», «вместе до гроба» и прочие высокие слова – это лишь попытка людей убежать от одиночества. Сделка. Ты помогаешь другу, друг помогает тебе. Вместе вы словно беспомощные котята барахтаетесь в жизненной луже, подсаживая друг друга по очереди. И не понимаете главного – пока кто-то из вас не остановится, и не перестанет требовать подсадить себя, из лужи вы не выберетесь. Потому что философия «ты мне – я тебе» очень хорошо подходит для кредита в банке, для финансовых операций, для закупок в супермаркете. Но не для дружбы. Истинная дружба не требует и не просит. Она подставляет плечи и помогает выбраться пусть не из лужи – но хотя бы на мелководье. Помогает и ничего не просит взамен.

Но это утопия. И так не бывает. И приехав однажды посреди ночи чтобы утешить друга, и оставшись до утра, наплевав на сон и покой, в следующий раз мы будем ждать в ответ того же самого. И удивимся, если друг поступит иначе.

Вот и вся дружба.

Такая дружба была Лёке не нужна.

Почти не нужна.

Почти – потому что бывали ночи, когда до слёз хотелось с кем-нибудь поговорить. Зная, что не поймут, что будут улыбаться недоуменно, но выслушают. Зная, что утром придет сожаление – «Зачем я, идиотка, об этом заговорила?». И зная, что в ответ на услугу придется выслушивать чужую историю.

Но – несмотря на всё это – хотелось. Высказаться, выплакаться – а вдруг поможет?

Вот только кандидатур для такого весьма сомнительного эксперимента Лёка не видела.