Просто не забывай дышать

— Все в порядке, — он сделал глубокий вдох и ответил: — Хорошо. Мы были в глуши. Я имею в виду… Маленькая деревушка посреди ничего, которая называлась Дега Пайан. Она находится в горах, и несколько лет назад туда не было дорог. Мне кажется, до нее где-то пять часов езды. Итак, мы там. Помогаем раздавать еду. Повсюду работники ООН. Мы пытаемся произвести хорошее впечатление и все такое прочее. И вот эта маленькая девочка, стоит там и смотрит на нас. Полагаю, ей… около двенадцати, возможно? Я мог бы представить ее, ходящей в среднюю школу, если ей разрешили бы ходить в школу, что маловероятно. Тем не менее, она улыбалась и дурачилась. Ковальски… он был из Невады. Тоже из какой-то глухомани, честно говоря. Ковальски дал ей конфету, она обняла его. А затем он разворачивается и идет к нам, а мы слышим «клик». Все в панике, я смотрю вниз, вижу гранату. Кто-то из толпы бросил ее, и она приземлилась прямо к ногам девочки.

О, мой Бог. Это был его светлый момент? То хорошее, что случилось с ним?

Сейчас его глаза действительно были красными, когда он говорил:

— В любом случае, Ковальски… он кинулся на гранату. Он накрыл ее, чтобы оградить девочку. Граната взорвалась… Ковальски просто измельчило на кусочки. И знаешь… эта маленькая девочка… была не тронута. Ни капли крови. Он увидел эту маленькую девочку и просто… решил пожертвовать своей жизнью ради нее.

Он не может плакать, а я могу. Я не могу ничем помочь себе. Потому что, когда он рассказывает эту историю, похоже на то, что я могу заглянуть в его душу, и, Господи, это ранит.

— Прости, — говорю я. — Прости, что спросила. Мне жаль, что это случилось.

— Нет, — он качает головой. — Не надо. Ты не поняла? Можешь представить… героизм? Это самый светлый момент из всех. Он даже на секунду не задумался о себе. Все, о чем он думал, — это маленькая девочка и спасение ее жизни.

Я шмыгаю носом.

— Хорошо. Если я спрошу тебя о чем-то, что заставит меня плакать, когда я это услышу, эм… можешь запретить этот вопрос?

Он мягко улыбнулся и сказал:

— Если хочешь.

— Тогда твоя очередь.

Официантка принесла наш заказ. И дайте мне рассказать вам. Мне было на самом деле интересно, сколько он съест. Она принесла ему два подноса. Серьезно. Он пытался как-то составить тарелки, и все кончилось тем, что они заняли три четверти стола. Блинчики стояли перед ним, он полил около десятка тысяч калорий сиропа и масла, затем начал есть.

Он сглатывает и говорит:

— Хорошо. Какое твое любимое занятие здесь, в Нью-Йорке?

Я откусывала маленький кусочек от тоста, пока думала. Затем я нахмурилась. Что я любила делать? Конечно, у меня были увлечения. Мы с Келли собирались вместе. Шли в библиотеку Батлера. Устраивали пикник в парке Риверсайд. Что еще? Не то, чтобы я не развлекалась в колледже, на самом деле это не так. Просто это… это все я не могла приписать к любимым занятиям. За исключением одного. И это… сидеть в офисе доктора Форрестера. С Диланом.

Я хмурюсь, затем говорю:

— Я не могу ответить на этот вопрос.

Его глаза расширяются, и он усмехается.

— Ты разыгрываешь меня. Этот вопрос не в правилах.

— Нарушение правил, — говорю я. — Единственный ответ, который я могу дать — это ложь.

— Что?

— Задай другой вопрос, солдатик.

— Я получу ответ, так или иначе. Ты не можешь сказать мне, что ты была год в Нью-Йорке, и все еще не придумала, что любишь делать.

— Я могу сказать тебе то, что хочу.

— Ты установила правила этой игры, Алекс. Не разрушай все ложью.

— Ничто не свидетельствует о том, что я должна отвечать.

Он качает головой и смеется.

— Я буду одержим этим.

— Почему?

— За все время, что я знаю тебя, ты ни разу не изменила правила посреди игры. Это просто умопомрачительно.

Я хотела зарычать на него, но вместо этого откусила кусочек от яичницы.

— Если я отвечу, ты должен пообещать, что просто забудешь то, что я скажу.

Он полностью наслаждался этим. Боже.

— Хорошо, — сказал он. — Моя короткая память сыграет свое.

Я давлюсь смехом, затем говорю.

— Ладно. По правде говоря, время, которое мы проводим вместе, работая на доктора Форрестера. Это ответ.

Он моргает, улыбка появляется на его лице. Я не могу сказать, что означает выражение его лица, потому что если бы я увидела такое, сказала бы, что это страх. Но это длится всего мгновение и затем он говорит:

— Я не помню ни вопроса, ни ответа, так что я задаю еще один, верно?

— Дилан! Это нечестно!

Теперь он действительно улыбается.

— Хорошо, — сказала я, стараясь не рассмеяться. Он выглядит таким счастливым.

— Хорошо, — говорит он. — Наконец, я достигну чего-то.

Я усмехаюсь. Ничего не могу с собой поделать.

— Дай подумать… Келли все еще твоя соседка по комнате. Расскажи мне, как вы двое проводите время. Я хочу знать о твоей жизни здесь. Что вы делаете вдвоем?