На комоде стоит фотография, которая почти разорвала мне сердце. Мы вдвоем, свернувшиеся вместе. Я вспомнил, когда была сделана фотография. Мы были в Харфе[16]
, в парке возле Центрального Кармеля. Я играл на гитаре большую часть ночи, а когда закончил, мы легли рядом, смеялись и разговаривали. У меня была копия этой самой фотографии.Я отвожу глаза от фотографии, пытаясь спокойно дышать.
— Я готова, — говорит она, выходя из ванной. Она смотрит на меня, потом ее взгляд перемещается на фотографию, на цветы, и ее щеки краснеют. Мы не смотрим друг другу в глаза, пока выходим из комнаты.
Она направляется к лестнице в каблуках, которые выглядят так, словно в них невозможно ходить, и невероятно сексуальными. Это платье, охватывающее ее плечи, прилегает к ее телу так, что мой пульс подскакивает. Я качаю головой. Это была заботящаяся обо мне Алекс, потому что она знает, что я не сторонник лифтов. Я не мог ничего поделать и осматривал ее тело, пока она шла на несколько шагов впереди. Святое дерьмо, она была красива. Это звучит безумно неприятно, но я не хотел ничего, кроме как наброситься на нее, схватить за ноги и лизнуть ее икры.
Это будет долгая, долгая ночь.
— Мы можем спуститься на лифте, — говорю я.
— Это просто каблуки, все в порядке.
Я пожимаю плечами.
Когда мы добираемся до улицы, я говорю:
— Я получил письмо от моего друга Шермана.
— Да?
Я киваю.
— Он возвращается на следующей неделе и говорит, что хочет приехать в Нью-Йорк на несколько недель. Думаю, он подумывает о местном колледже.
— Ух, ты, это здорово!
— Это будет странно. Эта часть моей жизни и та часть моей жизни… они не связаны. Не представляю его здесь.
— Мы покажем ему город, — говорит она. — Будет замечательно, если у тебя тут будет друг.
Я делаю резкий вдох, когда она использует слово «мы». Каждая секунда, которую я провел с этой девушкой, была демонстрацией сдержанности. Трудно представить, как это было, у меня было много бессонных ночей в последнее время. Она была занята, строя планы для «нас», а я старался держаться подальше. Сохранение этой дистанции убивало меня. Я люблю ее, но давайте начистоту. Часть меня ненавидит ее.
Я напрягаюсь, когда мы приблизились к бару на 1020 улице. Небольшая толпа людей стояла перед входом и курила. Внутри все было похоже на сумасшедший дом. Очень громкая музыка, люди толпились внутри, словно в японском метро. Кричали и выкрикивали. Было похоже, что внутри играла группа.
Подсознательно я останавливаюсь, когда мы подходим к двери.
— Ты в порядке? — спрашивает она. — Выглядишь немного бледным.
— Прости, — отвечаю я. — Я не очень хорош в местах с большим количеством людей.
— Я буду поблизости, — говорит она.
И это должно помочь мне расслабиться. Ага, конечно.
Она берет меня за руку, придвигаясь ближе ко мне, и мы идем к бару. Она осматривает толпу в поисках Келли и ее парня, имя которого я не могу вспомнить.
Через несколько минут проталкивания через толпу, мы находим их, сидящих за высоким круглым столом с четырьмя стульями.
Я замираю, когда вижу парня.
— Дилан, это Келли и Джоэль. Келли и Джоэль, это Дилан.
Келли широко улыбается и говорит:
— Ничего себе. Дилан, очень приятно познакомиться с тобой, наконец-то.
Джоэль протягивает руку для рукопожатия и говорит:
— Привет, парень, рад, наконец, познакомиться с тобой. Наслышан о тебе.
Я смотрю в лицо человеку, которого видел по Skype. Парня без рубашки, который был в комнате Алекс той ночью, когда я порвал с ней. Я не могу дышать, мои глаза метнулись к Алекс, которая выглядела обеспокоенной, затем я снова посмотрел на него и пробормотал «ублюдок». Я отнял руку у Алекс, развернулся и начал пробираться через толпу к выходу.
Эм, да. Я лучше обращусь к врачу
(Алекс)
— Что за черт? — спрашивает Келли, когда Дилан отстраняется от нас и практически бежит к дверям.
— Я не знаю, — говорю я, мой голос почти похож на вопль. Что случилось? Что я натворила?
— Беги за ним, Алекс. Не позволяй ему уйти без объяснений. Только не снова!
Я делаю неглубокие быстрые вдохи. На грани нервного срыва. Образы того, как я провела февраль и март, свернувшись в клубок на кровати и плача.
Этот сукин сын не сделает этого со мной снова.
Я поворачиваюсь и бегу к двери, не беспокоясь, что ребята следуют за мной.
Он был в половине квартала от меня. Я побежала за ним, крича:
— Дилан! Подожди!
Я вижу, как его плечи напрягаются, когда он слышит меня. Он останавливается, спина прямая, все еще не повернулся ко мне.
— Дилан! Что за черт? — кричу я. — Почему ты сделал это? Почему убежал?
Он поворачивается ко мне. Глаза красные и влажные, брови сведены вместе, создавая складку между ними.
Он указывает пальцем на бар и кричит:
— Ты знаешь, как я к тебе отношусь, так как, черт возьми, ты могла привезти меня сюда, зная, что он будет здесь?
Я вздрогнула от крика. Никогда, за все то время, что мы знали друг друга, он не делал этого. И вопрос. Что? Это не имело никакого смысла. Он даже не знал Джоэля.
— Я не знаю, о чем ты, черт возьми, говоришь, Дилан.
Он качает головой, его лицо выражает печаль.