Просто Никита: Солдат (СИ)

Сисюля начал очень странно себя вести.

Мы заметили, что порой он переходил на незнакомый и довольно грубый язык. Никто из нас такого никогда не слышал. А, когда мы встречали путников, сержант резко вздымал правую руку под углом в сто десять градусов. Вот прям, как будто от сердца к солнцу.

Но, что удивительно, все встречные путники тут же радостно ему намахивали. А на меня никогда не обращали внимания. Даже немного завидно. Может тоже попробовать так же вздымать руку? Может, это что-то значит?

Но рисковать я не стал. Да и Каллистовна на всё это смотрела с очень большим неодобрением. А с Каллистовной, как показывает практика, лучше дружить.

Наша старая подрывница дико бесилась с резко изменившегося поведения Сисюли. Перестала спать и лишь сверлила сержанта ярко-красными огоньками своих серьёзных глаз.

— Что случилось? — встревоженно спросил я, когда в очередной раз застал бабулю за бессонницей: — Вам нездоровиться?

— Не знаю, — сухо ответила она: — Эти усы и… приветствие… Они сильно напрягают меня. Я и сама не совсем понимаю, почему меня это так сильно раздражает. Но от всего этого — веет, чем-то злым.

— Правда? — удивился я.

— Да не стоит беспокоиться, — сонно зевнув, Спирт выглянул из своего спального мешка: — Сисюля очень любил свои усы. Вот и переживает. Мы должны лишь немного поддержать его.

— Поднимать руку я не буду, — холодно произнесла Каллистовна: — И вообще — не наше всё это. Леопардовые пиджаки и розовые шарфы. Чуждо мне это. Вы бы ребята, палку взяли бы подлиннее, сзади подкрались и в спину ему ткнули. Только громко сказать не забудьте: «Хэндэ хох!».

— Зачем? — удивленно произнес Спирт.

— Есть у меня подозрения…

— Хватит уже подозрений,- ответил мальчик-волшебница-фея и спрятался обратно в спальный мешок. — Дайте человеку от травмы отойти.

А я всё думал, как можно переживать из-за усов? Может быть, дело в том, что у меня под носом вместо брутальной мужской поросли едва пробивался мягкий пушок, что издалека больше напоминал грязь? Да нет. Бред, какой-то.

На четвертый день мы поняли, что слегка устали от походной кухни и решили зайти в ближайшую таверну.

— Чего желаете? — поинтересовался дружелюбный тавернье, натирая стеклянный стакан.

— Ягодный сироп, виски со льдом, водку с куском свиного сала и огурцом, сидр и стакан молока, — отрапортовал я, поскольку уже успел выучить вкусы своих подчинённых: — А по еде пока поду…

— Отставить сидр!!! — воскликнул Сисюля: — Мне нужен шнапс!!!

— Эм-м… Шнапс? А, что это? — удивился тавернье.

— Шнапс! Напиток! Моя душа требует его! Баэль дихь, ду дракигэс швайнь!!!

— Сисюля, прекрати истерить! — возмутился Спирт: — Посмотри на бутылки и выбери из того, что есть. Я вообще сомневаюсь, что этот самый шнапс — не плод твоего больного воображения!

— Майне рассэ тринкт нур ден бестен шнапс!!! — не унимался сержант, пока не получил леща от Каллистовны.

— А ну завали варежку и выбирай из того, что есть, — тихо, но очень убедительно произнесла бабуля.

— Понял. Извините… — виновато опустив взгляд, ответил Сисюля: — Что-то мне нехорошо. Пойду посижу перед камином…

— А, как же еда? — удивился я.

— Мне и без неё хорошо, — вздохнул сержант и ушёл в сторону камина.

— Так больше продолжаться не может! — возмутилась Безос: — Сисюля явно сошёл с ума! Руку подымает… Ещё и на странном языке говорит. Тут явно, что-то не так!

— Может быть… — Каллистовна прищурила глаза: — Подойти к нему сзади и пырнуть ножом в почку?

— Нет! — возразил я: — Нужно за ним понаблюдать. А потом уже принимать решения.

— Как бы не стало слишком поздно, — вздохнул Спирт.

После трапезы я решил подойти к залипшему на камин Сисюле:

— Почему ты так долго туда смотришь? Нравится огонь? — поинтересовался я. — Я кажется начинаю понимать, почему всем кажется странным, когда я смотрю на молоко.

— Мне кажется, что там, кого-то не хватает… — задумчиво ответил сержант.

— Эм-м… Может быть, чего-то?

— НАЙН!!! — воскликнул Сисюля и резко подскочил: — Я созрел для выпивки и еды!

Да. Грегори действительно созрел для еды и выпивки. Он съел несколько жаренных колбас в прикуску с квашенной капустой, а затем запил всё это четырьмя пинтами тёмного эля.

— Фохтефлешь!! — довольно заявил Сисюля, потирая набитый живот: — А теперь можно и поспать.

С этими словами наш мастер сабли и револьвера отправился на второй этаж, где располагались гостиничные номера.

Утром мы решили устроить секретный совет, чтобы обдумать план спасения рассудка Сисюли.

— Итак! — Спирт деловито скрестил пальцы: — С этим надо, что-то делать. Я не верю, что проблема только в его усах. У кого-нибудь есть предположение, от чего могла произойти подобная метаморфоза? М?

— Съел, что-то не то? — предположил я, вспоминая, что в Сан-Алермо солдаты зверели от местной стряпни.

— Нет. Мы едим практически одно и тоже, — вздохнул мальчик-волшебница-фея: — Тут явно, что-то другое… Как будто проклятие или порча. Но, кто мог наложить на Сисюлю, нечто подобное?