Читаем Просто об искусстве. О чем молчат в музеях @bookler полностью

Дега был не папенькиным сынком, а сыном своего отца. Когда в 1870-х у его семьи появились колоссальные долги, художник, чтобы сохранить репутацию фамилии, расстался со своей частью наследства. К счастью, к этому времени его работы уже ценились высоко, и свою слепую, одинокую старость он прожил в достатке. Всем желающим упрекнуть Дега в его «тяжелом», а на деле прямом характере стоит помнить, что редкая жизнь безмятежна. И то, что называют пессимизмом, часто является адекватной реакцией на происходящее. Дега бурчал, но он был честен, благороден и держал свое слово.

Дега. Две отдыхающие танцовщицы







Танцовщицы кажутся красивыми и легкими за счет колорита. Стоит отметить также, что, изображая балерин или купальщиц, Дега часто выбирает ракурсы, демонстрирующие будничную, рутинную сторону жизни.


Сарджент. Роберт Льюис Стивенсон и его жена (1885)

Изменения характера портрета в сторону жизненности, «подсмотренности» связано и с расширением социального статуса заказчиков, и с изобретением фотографии (она лучше умеет показать человека в картинной позе). Создатель принца Флоризеля и «Острова сокровищ» вполне мог посидеть пару часиков перед фотографом (позу помогали держать специальные подпорки). Но вряд ли мог удовлетвориться только этим. Это похоже на жизнь, но не интересно.

Сарджент. Роберт Льюис Стивенсон и его жена (1885)







Живописец мог передать его повседневный характер. Самая милая деталь – вытянутые коленки, конечно. Импрессионисты любили компоновать из принципа «так никто не компонует!!!». Обрезанная фигура жены, распахнутая без особого смысла дверь, бредущий мужчина. Только Мане развернул бы и голову писателя в профиль, чуть наклонив ее, как это бывает в жизни. А Сарждент, конечно, развернул ее к нам, залил светом, отправив рассеянный взор вверх и вдаль. Находясь с нами, Стивенсон видит иные миры. Передать это фотограф не мог.


Рубеж XIX–XX веков, когда мы различаем гораздо больше стилей и видим гораздо больше разнообразия в творчестве каждого художника.


Серов. Портрет Дягилева

Серов умер в 1911 году в 46 лет. Сложно представить, как сложилась бы судьба этого до мозга костей порядочного, отзывчивого к чужому горю и помогающего всем человека в переходные для всей европейской части земли годы. В его картины на тему античности веришь больше, чем в тексты мифов. Серов был богат друзьями и изобретателен в работе.

Практически не зная рано умершего отца и имея весьма необычную маму – идейную феминистку (Репин написал с нее «Царевну Софью», возможно, не сильно преувеличивая), Серов создал любящую и многодетную семью. Будучи в Греции с Бакстом, он ругался на последнего, когда тот пообещал прийти к жрице любви, чтобы та только от него отвязалась. Нельзя давать слово просто так, а дав слово, невозможно его нарушить.

Просто посмотрите на множество портретов кисти Серова рассеянным взором. Он не повторяется – ищет для каждого характера свою пластическую формулу и цветовую схему. Возможно, поэтому Серов, став известным, отказывал некоторым желающим. Он понимал, что его оценят только люди с интересом к живописи, пониманием специфики и сложности творческого интеллектуального труда. Тем, кто среагировал только на громкое, имя не будет понятно, почему их поза на портрете проста, а цвета неяркие. Ведь уплачено. И чьи вообще проблемы, что художник работает долго, не удовлетворяясь пятьюдесятью эскизами? Можно сделать быстро и красиво. Холст не такой большой.

Известно, что осудив действия царской власти, Серов отказался от дальнейшего сотрудничества с ней. И о том, как жилось бы ему в советскую эпоху, не хочется даже думать.


«Неталантливый» гений и секрет вечной молодости

«Диктатор», как называли его за спиной, Сергей Дягилев умел управлять творческими людьми. Как-то Жорж Руо был приглашен делать декорации для балета. Получив деньги, он целый месяц ходил к Дягилеву и ныл о тяжести своей жизни. Продавец его полотен Воллар теперь больше увлечен Шагалом – печаль, печаль. А рисунки для спектакля? Скоро будут.

Дягилев оплатил Руо автомобильную экскурсию в горы. Когда доверчивый брюзга уехал, антрепренер вскрыл его номер и безуспешно обыскал на предмет наличия в нем хоть чего-нибудь, отдаленно напоминающего эскизы. По возвращении в отель экскурсанта ждал билет домой. Руо заперся в номере и вышел утром с великолепными рисунками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное