Просто поход

Тут Андрей заметил, что от левого борта отвалил «наливник»[4], залив «Беспощадному» все топливные цистерны по самые горловины. Матросы БЧ-5 сматывали свои толстые грязные шланг, еще сочащиеся соляркой… Он огляделся: — «Ба! Погляди-ка!» — изумился он. Команда снабжения и расходное подразделение таскали с грузовика на причале ящики и коробки с продовольствием в изрядно исхудавшие корабельные «закрома» — провизионки[5]. Тут же вестовые и «камбузники» разгружали большую гражданскую хлебовозку. По всему причалу вкусно пахло горячим хлебом. Даже голодная слюна появилась!

«И чего это тыл так расщедрился?» — подумал с тревогой Андрей. «Сами все на причал все привезли! В лесу, определенно волки сдохли!» — с нарастающим подозрением думал минер. «Тыл — это не лицо флота, это его наоборот!» — как учит наш мудрый комбриг». По привычке к анализу, «сложил два и два». В груди опять шевельнулось нехорошее предчувствие… Два вывода сделать трудно! «Ну, а вдруг все же у оперативного тыла или у командира бербазы совесть проснулась? — безнадежно попытался он отогнать от себя свои собственные мрачные прогнозы. «Да ну, на фиг, так не бывает!» — он устыдился нелепости своего предположения.

Однако, за ужином, старпом капитан 3 ранга Георгий Меркурьев объявил офицерам, что, по данным известной нанайской разведки, сегодня же в ночь двинемся к «родным пенатам». Это вызвало веселое оживление, штурман и его командир группы сразу после ужина поднялись к себе — для предварительной прокладки. Зная золотой характер командира, штурман предпочитал быть готовым к любым неожиданностям, не дожидаясь особых указаний…

Хоть «приготовление»[6] еще не было объявлено, но и командиры других боевых частей, вместе со своими офицерами, тоже разошлись по своим заведованиям. Пример штурманов вдохновил. Действительно, а мало ли, что?

Командир боевой части 3 «Бесшабашного», капитан-лейтенант Андрей Крутовский в просторечье — минер, прогуливался по верхней палубе, собираясь осмотреть свою горячо любимую матчасть и «глянуть в глаза» своему разношерстному, но не менее любимому, «эльдробусу»[7]. Он с тоской бывалого моряка, замшелого и поросшего ракушками в соответствующих местах, смотрел в сторону многоэтажных домов, и оценивал гражданское население. Точнее — его прекрасную половину.

Понятное дело, даже его голодный на женщин «снайперский» глаз, ничего кроме пестрых силуэтов с этакой дистанции не разглядел. Но тогда скажите, воображение-то нам, вообще, на что?

«Эх, в «Океан» бы вечерком, или в «Чайку»[8] какую…» — мечтательно потянулся он, поочередно напрягая мышцы, как застоявшийся молодой кот. «Однако, даже если и останемся тут до утра, отец-командир чем-то озаботит до глубокой ночи, а потом уже и идти смысла не будет… Это уж — наверняка, это уж — как утреннее «здрасьте»! Да и щедроты тыла — не к добру!» — припомнил он, сам себе разрушая мечты, и «духовно приземляясь» закончил Крутовский цепь рассуждений, и довольно улыбнулся своей догадливости и предвидению бывалого служаки.

Он услышал на верхней палубе трубный глас одного из своих старшин команд. Мичман Егоркин, стоя возле закопченной и остро пахнущей порохом недавних стрельб РБУ[9], громко распекал своих подчиненных. У его ног восседал корабельный пёс Мишка, могучий черный ньюфаундленд, мамаша которого явно подгуляла с каким-то «бродячим рыцарем». Года полтора назад какая-то сволочь безжалостно выгнала из дома «дефектного» щенка, а замкомбрига Громяковский подобрал и привез его на бригаду. Мохнатый добродушный пёсик прижился, старательно нес «сторожевую вахту» вместе с вахтенным у трапа, стал любимцем экипажа «Бесшабашного». Потом, со временем, он рос, рос да и превратился в здоровенного, сильного пса с добрым, общительным характером, преданно любившего своих многочисленных хозяев и искренне считавший «Бесшабашный» своим домом.

— И ты называешь себя годком!? — обращаясь к командиру отделения Яшкину, делано удивлялся он. — Да после этого ты — годок моим ботинкам! Не больше! А кто тебя учил крепить железо проволочкой? Тем более — движущие детали? Только скажи, что — я!!! Мозги-то есть? Ага, значит, есть, но не пользуешься? Для института бережешь? Так можешь и не дожить до него при таком раскладе! Ты давно аварий не видел? Ах, вообще с ними не сталкивался? Ну, вот ведь везет же людям! Например, потому, что первым сегодня я свой нос сюда сунул!

Вот тут лучше надо было бы промолчать, ответ мичману не требовался. Старшина давно это усвоил на своей дубленной шкуре, и только вздыхал, как школьник на свидании.

— Ты бы еще изолентой мне подъемник элеватора подмотал! — продолжал возмущаться Александр Павлович.

— Или клеем канцелярским подклеил! — съехидничал стоявший рядом «боцманенок», земляк и приятель старшины Яшкина.

«Вот это он зря!» — подумал минер. И точно — Егоркин развернулся и влепил ему полновесный бортовой залп.