Просто поверь

– Только не говорите, что вы приехали из Италии лишь для того, дабы познакомиться с невестой Лоуренса, – едва сдерживая насмешку, сказала Эвелин. Рэймонд посмотрел на нее своими холодными глазами. Словно льдинку сунули за корсет.

– А если бы я сказал, что это так, то что бы вы подумали? Не поверили бы, мисс Дверрихаус? И зря, совершенно зря. Я люблю своего друга и, кстати, только что согласился стать его шафером на свадьбе – не зная даже, кто невеста!

– Теперь передумаете? – все-таки не удержалась Эвелин. Мама предупреждающе дернула ее за рукав.

– Теперь точно нет, – он улыбнулся.

Эвелин сглотнула. Она полагала, что этот вечер выдастся хорошим, и заранее предвкушала, как проведет его с Лоуренсом, однако теперь все безнадежно испорчено. Лоуренс, конечно, не виноват, для него сэр Хэмблтон – лучший друг, и жених не видит в нем ничего плохого. Эвелин удавалось избегать пространных разговоров о Рэймонде, пока тот находился за пределами Англии, но теперь… Придется выносить не только беседы о нем, но и его присутствие.

«Теперь точно нет», – для всех остальных обычная любезность, комплимент, и только двое здесь знают истинное значение этой фразы – Эвелин и Рэймонд. Она осмелилась ему перечить, и он превратит ее жизнь в ад, как уже бывало раньше. Он всегда обыгрывал ее в слова, в этом ему равных нет. Ах, если бы такой изысканный дар служил добру! Пустые мечты.

Эвелин полагала, что Рэймонд закрепит свою маленькую победу и продолжит говорить с нею, однако он обратился к Селии:

– Леди Дверрихаус, позвольте лично принести соболезнования вам и вашей семье. И вам, конечно же, леди Толберт. – Тетя Абигейл кивнула. – Мне жаль, что лорд Дверрихаус покинул нас. Он был достойным человеком, и я навсегда запомню его одним из благороднейших джентльменов.

Эвелин сглотнула. Отец умер полтора года назад, однако тоска по нему и чувство обиды на судьбу до сих пор не выветрились. Что уж говорить о маме! Та погрустнела после слов Рэймонда, однако на публике она уже умела отвечать так, чтобы не расплакаться, и сейчас не показала, насколько глубоко ранят ее воспоминания.

– Благодарю вас, сэр. Это очень любезно с вашей стороны – вспоминать моего супруга с подобной добротой. Я надеюсь, не следует напоминать, что вы – всегда желанный гость в нашем доме – и здесь, и в Уилтшире.

– Полагаю, леди Дверрихаус, мне надлежит воспользоваться вашим приглашением, – улыбнулся Рэймонд, – более того – придется им воспользоваться! Лоуренс мне как брат, и теперь, когда он станет вашим родственником, мы с вами словно бы и породнимся. И позвольте всех вас поздравить с этим. Что за чудесное событие!

При всем желании Эвелин не могла обнаружить в его словах издевки, но ее не оставляло ощущение, что Рэймонд насмехается над всеми у себя в душе. Боже, как Лоуренс может выносить этого человека? Хэмблтон насквозь лжив.

– Мне кажется, пор идти в музыкальный салон, – отметила тетушка Абигейл. – Сэр Хэмблтон, коль скоро вы объявились так внезапно и снова сделались частью нашего скромного общества, не соблаговолите ли сопроводить мою дочь Барбару?

Низенькая, пухлая Барбара еле заметно вздохнула. В отличие от многих девушек, ей Рэймонд не нравился, но не потому, что она опасалась его репутации – в конце концов, Барбара была слишком юна, когда лорд Хэмблтон уехал из Англии, и редко с ним виделась. Просто кузина Толберт никого особо не привечала. Что ж, они с Рэймондом составят прекрасную пару.

– Охотно, леди Толберт, это честь для меня, – и он подал Барбаре руку.

Пока шли в музыкальный салон – впереди Рэймонд с Барбарой, за ними мисс Дверрихаус с Лоуренсом, а замыкали это чинное шествие две старшие дамы, – Эвелин рассматривала спину Хэмблтона и сделала вывод, что та стала прямее. То ли занятия фехтованием на пользу пошли, то ли это возраст, делающий из юноши мужчину. Раньше Рэймонд двигался расслабленно, словно в любой момент готов был закрыть глаза и вытянуться на кушетке, а теперь похож на зверя, плавно перетекающего из одной позы в другую. И это делало его еще более опасным.

Что он там делал, в своих странствиях? Лоуренс рассказывал немного, только то, что сам хотел, так как Эвелин редко спрашивала. Когда Рэймонд покинул Уилтшир, а затем и вовсе за пределы страны уехал, она испытала большое облегчение. Не то чтобы они были официальными врагами, вовсе нет. Та война, что шла между ними, осталась незамеченной почти для всех; даже матери Эвелин ничего не рассказывала, а ведь с матерью они всегда были лучшими подругами. Но после встреч с Рэймондом, после бесед с ним Эвелин испытывала такое огорчение и такой стыд, что предпочитала забиться к себе в комнату и там выплакать обиду, а затем улыбаться как ни в чем не бывало. Она решила: если хоть раз даст кому-то из взрослых понять, что он ее обидел, то проиграет. Не то чтобы у Эвелин имелась особая надежда на победу.