Просто шли по дороге звери…

Сосед жука ответствует ему: какой я бог, я даже не летаю. Вот жизнь моя дурацкая, пустая. Устроена давно не по уму. На кухне табуретка и плита. В гостиной шкаф, диванчик и драцена. А если вам нетрудно, драгоценный, извольте научить меня летать.

Что проще? – жук кивает, – не впервой. Нормальный жук, на комплименты падок.

Небольно лезут крылья из лопаток, и человек летит над мостовой, хотя его полет не разрешён.

Над стадионом, мачтой с парусами.

И человек с жучиными глазами.

И человеку очень хорошо.

Пусть лает на него пугливый шпиц, но всех забот – не врезаться в берёзу, не замечая страшную угрозу и деликатно огибая птиц.

Труба зовёт принять привычный вид. Апрель. Внутри сплошное хали-гали.

Жук говорил: отлично полетали.

Жук говорит: понравилось – зови.

Вот человек бредёт домой пешком и покупает зелень для окрошки.

А мальчик, глядя на жука в окошко, мечтает тоже вырасти жуком.

Несётся к папе. Матрица сбоит у олигарха и владельца клуба. Отец вздыхает: мальчик, это глупо, но скрещивает усики свои.

Точка зрения

Точка зрения – это точка, и бывает, что огневая. Боги шастают на носочках, пишут песенки, спят в трамваях, открывают стальные двери, но не каждому и нечасто. Просто мы, разучившись верить, вдруг поверили, что несчастны. Быть счастливым – гораздо круче, стать счастливым – понять, о чём ты. А когда набегают тучи, появляются дождечёты. Они долго считают капли и смеются, сбиваясь снова. Наступают на те же грабли и волшебное знают слово. Не одно, а довольно много. Говорят, что они недавно в небе видели осьминога, между лип различили фавна.

И глаза у них – что колодцы. За подсчёт не берут ни цента. После дождика включат солнце, включат радугу, сто процентов.

Угол зрения – это угол. Он бывает тупым и острым. Ждём, что кончится Кали-юга, потому что начнутся звёзды для актёров и менестрелей, для художников и поэтов. Если ясности нет с апрелем, появляются дождеведы. В серых куртках, накидках, кофтах. Ты, наверно, их встретишь вскоре. Они носят в гитарных кофрах то ли музыку, то ли море с кораблями, пиратским кушем, с парусами, сетями, рындой. И сердца у них, как ракушки, перламутрово приоткрыты.

Дело случая – тоже дело. Слышишь, ангелы замолчали. Обведи свою гибель мелом да вломи по башке печали. Впереди, мой отважный хоббит, и огонь, и вода, и трубы. Если свет превратился в хобби, появляются дожделюбы. Ничего не умеют, черти, только дождик любить, и баста. А ещё им не дали смерти, но сподобили улыбаться. Чудаки рождены в сорочках – горлопаны, шуты, святые. Точка зрения – просто точка.

Я обычно за запятые.

Пёрышки

Раньше небо делилось поровну: слева солнышко, справа мгла. У меня было сердце ворона, сердце коршуна и орла. А глаза мои были зоркими, как у лётчиков и юнцов. Эльфы смело сражались с орками, бедный хоббит тащил кольцо. На полянах стояли идолы, лес умела лечить роса. Разве можно такое выдумать? Только вспомнить и записать, как сады обернулись странами, луг дразнился, шмелём гудя. У меня были сны, но странные: сны шамана и сны вождя.

Если хочешь, тебе поведаю. Не рассказывай никому:

я сидел у костра и ветками отгонял от уснувших тьму. Небо плавилось – я пил мёд его и, пьянея, плясал, как псих. По бокам хохотали мёртвые, только я не боялся их, говоря себе: это снится мне, жизнь слоёная, как пирог. Но прекрасно поладил с птицами, и на память забрал перо.

И вода надо мной смыкалась, и, когда новый приснился сон, откликался на дона Карлоса, из людей, а не

из персон. Дома пончо хранил для выхода, набивал на плече зверей. Для туристов был просто выдохом после шествия по горе. Чем я мог удивить их, ласточек (бьются лампочки – так кричат). Вот, держал небольшую лавочку – сувениры, текила, чай, томагавки, ракушки, мячики. Что цена-то им – горсть монет. Впереди нищета маячила, только я говорил ей: нет, это снится мне, это снится мне, это маленький сон дорог.

Но опять подружился с птицами, об удаче просил перо.

На ракете, по шаткой лестнице, во вселенской кривой арбе, долькой жёлтого полумесяца я добрался. Шепчу тебе: что ты ходишь вокруг да около, словно вечность с тобой на «вы»? У тебя было сердце сокола, сердце кречета и совы. Разве к небу приставить сторожа, разве воле нужна стена?

Сколько звёзд – столько разных пёрышек. Остальное приснилось нам. Мы увидим моря далёкие, городам потеряем счёт.

Посмотри, мы такие лёгкие.

Ветер дунет и унесёт.

Окно

Бежит, роняя мячик, человек, и с человеком происходит век, и день, и год, и месяц, и неделя. А человек бежит, не чуя ног. И чувствует, как хлопает окно, и снова от апреля до апреля в нём дует ветер, в нём поёт скворец, скрипят качели в мамином дворе, и падает листва, и зреют сливы. На тонкой леске сушатся грибы, и человеку разрешают быть, конечно, обязательно счастливым.