Просто солги

— Это из-за той девушки, да? Я слышала, как Лея рассказывала остальным, что к тебе приходила девушка с изуродованным лицом. И Лея сказала, что это ты виновата. Это ведь неправда, Кесси? Ты ведь ничего не делала с этой девушкой?

Жи. Она знает меня насквозь, и я уже просто не могу ей лгать.

— Мне очень жаль, Жи. Просто так вышло.

— Но ты ведь больше не будешь плакать?

— Я постараюсь. Правда, постараюсь.

И мне кажется, что в этот раз я не лгу.

27. "Я просыпаюсь в холодном поту. Без сна, без кошмара, без предупреждения"

Я просыпаюсь в холодном поту. Без сна, без кошмара, без предупреждения. Я просто просыпаюсь с диким, неуправляемым криком на губах, и все мое тело трясется в немыслимых судорогах.

Это похоже на чувство, когда ты чувствуешь, что в этот самый момент что-то происходит. Что-то страшное.

Дыхание тяжелое, частое. Точно я не могу остановиться, не могу утихомирить взбесившееся сердце, не могу надеть на него смирительную рубашку.

Но я и вправду. Не могу.

…

Это было давно. И я помню обо всем как-то слишком смутно. Помню лишь главное — что это на самом деле происходило. Картину дорисовывает мой чувствительный разум.

Мне тогда было около десяти. Может, чуть больше — чуть меньше. С тех пор я сильно изменилась, но только внешне. Чувствительность же никуда не пропала.

Перед домом у нас была детская площадка, но на самом деле от площадки было одно название. Пара качелей из резиновых покрышек. Ничего большего, ничего лишнего. Тут даже малышня никогда не гуляла — только какие-нибудь забывшиеся спиртным психи временами взбирались на эти импровизированные качели и, лениво отталкиваясь ногами, раскачивались совсем слегка. Я не знаю, зачем они это делали, да и они, наверное, тоже не знали.

Но это все не так важно. Единственное, что с этого двора навсегда врезалось в мою память, так это мальчик. Тогда я не понимала, что с ним, — сейчас понимаю. И от этого понимания, от этой правды не легче. Если бы мне предоставили выбор, я бы предпочла не знать.

В тот день родители наказали меня за что-то. Какая-то мелкая провинность, но поругались мы сильно. И мама кричала. А я помню, что мама кричала очень редко. Но ей просто было очень тяжело. Двойная смена — сплошной недосып — у ее отца вновь начались судороги. Я ее понимаю, но тогда ничего не могла с собой поделать.

Обозленная и расстроенная, я направилась на эту самую "детскую площадку". Я пошла туда, потому что знала, что мама скоро выйдет меня искать. Мы помиримся. А, может, она еще раз накричит. Я не знаю, что бы могло произойти. Что угодно. Но в тот вечер она не вышла меня искать.

Мои слезы уже давно высохли и, лениво раскачиваясь, точно один из тех двинутых алкаголиков, я бездумно протирала своей коротенькой юбочкой холодную автомобильную покрышку.

Стемнело. И все больше я начинала беспокоиться о том, что, возможно, сегодня моя гордость не позволит мне попасть домой. Мы были упрямыми — я и моя мама. Каждый всегда на своем.

Неожиданно, какая-то темная фигура опустилась рядом со мной на соседние "качели". Мне показалось, это был юноша, но в темноте было уже не разобрать. Он был сгорбленной тенью, жалким подобием на самого себя.

А еще тогда я впервые ощутила этот запах.

От него не пахло спиртным. Я чувствовала легкий привкус сигаретного дыма на языке, но не более того. Все остальное приглушал этот удушливый мерзкий запах. Мне показалось, что меня сейчас стошнит. Из последних сил глотая сухой вечерний воздух, я пыталась угомонить разбушевавшееся сердце, которое внезапно стало биться со скоростью света. Эта паника была внезапным чувством. Как будто из ниоткуда. Я тогда подумала, что, возможно, рехнулась.

Голова у парня точно была не прикреплена к телу и все время норовила упасть на грудь. Сначала мне показалось, что его просто клонит в сон, но потом он резко вздернул голову к небу, и, когда звезды осветили его лицо, я, наконец, смогла разглядеть его получше.

Он был обычным. Симпатичным, да, но в таких не влюбляются. К тому же, мне было всего десять. Не до этих мыслей.

Единственное, что в его внешности выбивало его из разряда "обычных", так это горящие в дикой агонии глаза и сумасшедшая бездумная улыбка на губах.

Я проглотила сухой ком в горле и на мгновение задержала дыхание, чтобы больше не чувствовать этого смрадного аромата. Но не выходило. Он точно невидимыми путями просачивался в мой мозг и впитывался в каждую клеточку моего тела. Этот запах был из разряда тех, которые, кажется, что никогда не выветрятся и даже не выведутся хлоркой. Я могла чувствовать этот запах, даже не дыша, как будто в моем теле были еще какие-то другие рецепторы обоняния, кроме тех, что были у каждого нормального человека.