Просто ты меня не любишь

–Саш, а не выпить ли нам? – предлагаю я застенчиво, стараясь сгладить нарастающее раздражение игнорируемого любовника. Его уже наливающиеся дурной обидою голубые глаза чуть добреют.

–Ну, можно, конечно, – он тянется за бутылкой вискаря, которую пару минут назад предусмотрительно умыкнул с собой, и неловко высовывается из бассейна. Я вижу его голую бледную спину с кровоподтеком на боку. Освещение здесь отвратительно желтое, слишком яркое.

–Может, стеклянные стаканчики попросим? Я пока в парилку.

Я, как могу, грациозно выпрыгиваю из бассика, добегаю до полочки с бельем и быстро закутываюсь в застиранную до дыр простыню. Наконец-то спряталась. Сразу становится как-то спокойнее. Санек неохотно вылезает из теплой воды, неодобрительно зыркая на меня исподлобья.

–По мне и пластиковые сойдут. Не графья! – злобно высказывается он и вальяжно направляется к двери, небрежно обмотавшись полотенцем, – Забыла с кобелем своим списаться? Вешаешь лапшу мне?

–С каким кобелем? Снова ревность твоя. Надоело.

–Надоело тебе? Таскаюсь за тобой, как тряпка. Мне надоело за тобой таскаться. Поняла? – любимый гордо выходит из помещения, оставляя меня наедине с неуютной сыростью. Безумно хочется уехать домой. Не хочу больше ничего. Я захожу в парилку, невольно закашлявшись из-за разницы температур. В конце концов, оплачено четыре часа. Мною. День рожденья, блин. Но уехать будет сложно. Санек не даст. Воздух пахнет плесенью.

–Выходи – выпьем! – открывает дверь парилки настежь абсолютно голый Сашка, выпуская сизый пар наружу, – Ну и вонь. Нашла, где время провести. Конюшня гнилая.

–Я откуда знала? Я по баням не зависаю, – отзываюсь я устало, униженно склоняясь под суровым Сашкиным взглядом, чувствуя, что сейчас разревусь от несправедливости, – Мне здесь тоже не нравится, – и добавляю в надежде хоть немного скрасить свою вину перед неудовлетворенным, о боже мой, партнером, – Я здесь не могу расслабиться.

–Давай бухать, зря что ли за стаканами ходил?

Я обреченно выношу свое завернутое в благие намерения тело из плесени в хлорку, пытаясь успокоиться.

В этой сырой дыре даже стола нет нормального. Так, убитая узенькая столешница возле замазанного белой краской окна.

–Давай салаты достану, зря что ли готовила? – спохватываюсь я вдруг в благородном порыве, но с ужасом понимаю, что, повторяя фразы за подвыпившим скандалистом, рискую нарваться на реальную грубость, и суетливо бросаюсь в раздевалку шуршать пакетами. По счастью, Сашка слишком увлечен поглощением разливного пива и пропускает мое филологическое фиаско мимо ушей.

–Валяй.

После пары стопок вискаря раскрасневшийся, как помидор, Санек подносит пластиковую вилку с приготовленным мною оливье к своему гастрономически заточенному рту и брезгливо кривится.

–Куски слишком крупные, – пережевывает.

–Большому куску…

–Что “большому куску”? – невежливо перебивает меня милый и проглатывает еду с нескрываемым отвращением.

–Да ничего, – психую я, – Я старалась! Могла бы вообще ничего не готовить.

–Старалась, – дразнится повеселевший Санек, явно довольный тем, что смог меня задеть, – Ну, давай шубу твою попробую, может вкуснее?

Я ем оливье, тщетно пытаясь найти в оттенках привычного, как родина-мать, вкуса причину негативного отзыва. По мне, нормально вполне. Оливье, как оливье. Огурчики хрустящие, сочные, майонеза достаточно, картошечка сварилась, горошек нормуль.

–Просто надоел он, оливье этот, – улыбается Сашка пьяными глазами, всем своим растрепанным видом демонстрируя, что уже изрядно накидался. Вряд ли в этом виновато недопитое виски. Скорее всего, нежный гость явился на свидание гашеным. А я, вот досада, не заподозрила неладное. Да и чтобы сделала? Так бы и промолчала. Как обычно. Очень уж хочется, чтобы Санек увез меня в счастливую даль, подальше от родителей. Но что-то, чем дальше, тем сомнительнее кажется эта опасная авантюра.

–А я люблю оливье, – сердито отзываюсь я.

–Пойдем париться!

Решительно опрокинув остатки пахнущего бодяжным самогоном виски, я твердо решаю насладиться прелестями сегодняшнего вечера, чего бы мне это ни стоило. Невыносимо прозябать в обидках и разочарованиях круглые сутки, когда рождена для того, чтобы получать удовольствие и испытывать счастье. Не знаю почему, но в то, что я пришла в этот бесстрастный мир именно для счастья и удовольствия, я всегда смутно верила, несмотря ни на что. От алкоголя на душе становится теплей, а уши все отчетливее различают прорывающиеся сквозь отвратительный шум водопровода какие-то до боли знакомые звуки: нехитрую попсовую мелодию и приятный женский вокал.

–Ну, иди ко мне, – крепкие мужские ладони по-хозяйски обхватывают мои распаренные до красноты ягодицы, но сказывается то ли количество выпитого, то ли общее напряжение и … ничего не случается.

Минут десять Сашка безобразно орет на меня, упрекая во встречных-поперечных любовниках и ежедневных бабских истериках, разбрасывает по раздевалке казенные полотенца и топчет их ногами.

–Пойдем отсюда! – командует он, когда, наконец, устает орать, и сердито натягивает трусы, – Пойдем, говорю! Чего стоишь? Собираемся!