– Особо не радуйся! Крутую тачку тебе никто не предлагает. Будешь ездить на моем «форде», когда он мне не нужен. Может, на свидание соберешься и все такое… Только не с этим Бойсом Уинном – найди себе кого посимпатичнее.
Дед снова захохотал. На этот раз я тоже засмеялся, тряхнув головой:
– Спасибо, дедушка! Будет здорово!
Он прошаркал на другой конец кухни и открыл выдвижной ящик. Сегодня мой дед был сама таинственность. Достав руководство по вождению, он положил его передо мной:
– Начинай учить правила, а я пока предупрежу народ, чтобы в выходные никто не совался на дорогу.
Усмехнувшись, он похлопал меня по плечу и вышел из кухни. Я удалился в свою кладовку, плюхнулся на кровать и, открыв книгу, стал ждать, когда прозвенит таймер духовки.
Мистер Квинн ходил от стола к столу, раздавая задания:
– Каждая группа будет изучать определенное заболевание. Нужно выяснить, чем оно бывает вызвано: наследственностью, вирусом, бактериями, ядом и так далее. Кроме того, я хочу знать, в чем заключаются меры по профилактике этой болезни, каковы общепринятые или экспериментальные способы ее лечения и является ли она заразной.
Соседнему столу досталась сибирская язва, нам – непереносимость лактозы.
– Что за фигня!
– Мистер Уинн, будьте добры следить за выражениями.
– Но, мистер Квинн! Непереносимость лактозы – это разве болезнь? Люди начинают пердеть, как выпьют молока!
Класс покатился со смеху. Мелоди смерила Бойса убийственным взглядом, а Перл вздохнула и, облокотившись на стол, прикрыла глаза рукой. Физиономию биолога перекосило от возмущения. Но, как и следовало ожидать, моего друга это не остановило:
– Не пей молоко – вот и вся проблема! Дайте нам лучше, ну, не знаю, эболу какую-нибудь…
Прозвенел звонок, Квинн вернулся к своему столу.
– Начинайте работать и завтра будьте готовы обсудить результаты своих коллективных изысканий! – прокричал он поверх всеобщей возни: класс заспешил на обед.
– Как ты можешь дружить с таким идиотом? – спросила Мелоди, когда мы проталкивались к выходу.
Я пожал плечами и улыбнулся:
– С ним весело.
Я придержал для нее дверь.
– Наверное, если тебя веселит полный идиотизм, – кивнула она.
Улыбка Мелоди испарилась, как только ее приобнял Кларк Ричардс. Он почти всегда ждал свою девушку после занятий, стоя прямо у входа в класс.
– Привет, детка! – сказал он и, переведя взгляд на меня, добавил: – Привет, эмо-извращенец! Член себе еще не проколол?
– Кларк! – негодующе выдохнула Мелоди.
Мы влились в поток старшеклассников, большинству из которых не терпелось на полчаса смыться из кампуса.
– И давно тебя интересует мой член? – спросил я.
Он повернулся в мою сторону и глянул мне за плечо: позади, как я знал, шел Бойс.
– Пошел ты, извращенец! – огрызнулся Ричардс, уводя Мелоди по коридору, ведущему на парковку.
– Ему пора сменить репертуар, – сказал я, провожая их взглядом.
Мелоди вышагивала, покачивая бедрами, а рука Кларка покоилась у нее на шее, как воротник.
– А? – Бойс изогнул бровь. – Ты знаешь, кстати, что он отоваривается у Томпсона?
Я рассмеялся:
– Здорово! Значит, он не только отморозок, но и лицемер!
– Ха! Я бы тебе это еще много лет назад сказал! – Он поздоровался с приятелем, стукнувшись с ним кулаком над головами двух проходивших мимо девчонок. Мелоди с Ричардсом дошли до конца коридора и исчезли в дверном проеме. – Я говорил тебе, что он хотел еще раз мне заплатить, чтобы я тебя отделал?
Я резко затормозил, и какой-то девятиклассник, налетев на меня, отскочил и хлопнулся на задницу. Я наклонился, схватил его за руку и рывком помог встать. Похоже, в рюкзаке у него было полбиблиотеки: он оказался в два раза тяжелее, чем выглядел.
– И что ты ему сказал? – спросил я Бойса.
Девятиклассник пробормотал «спасибо» и убежал.
– Послал его, конечно, – осклабился Бойс, приподняв одну бровь.
Лукас
Жаклин не звонила и не писала мне, из чего я заключил, что она либо не заметила моего номера, написанного на чашке, либо заметила, но не захотела со мной разговаривать.
Так или иначе, ей вряд ли было совсем уж на меня наплевать, ведь она сама назвала свое имя и спросила мое.
Лэндону она написала письмо, но оно касалось только экономики. Во всяком случае, на первый взгляд. Она упомянула о том, что в субботу ездила с подругами в клуб, и я ввернул в свой ответ: «Надеюсь, вам было весело». Я прекрасно знал, как там было, и понимал, что Лэндону она об этом не расскажет… но очень хотел, чтобы рассказала. С каждым письмом яма, которую я себе рыл, делалась все глубже, но я не мог остановиться.
Я извинился за свое первое сообщение, в котором написал, будто не хочу знать обстоятельств ее разрыва с кавалером. Объяснил, что не хотел ее обидеть. А мысленно добавил: «Поделись со мной!» – хотя, конечно, не надеялся, что она выполнит эту невысказанную просьбу, раскрывшись передо мной во всей уязвимости.
Жаклин все выложила в одном параграфе: они встречались три года, она поехала за ним в этот колледж, вместо того чтобы поступить в консерваторию, и теперь ругала только себя. За то, что «была дурой». За то, что переоценила его.