— Сперва гляну, что с Лизой. Если все хорошо, то вместе поплаваем.
— Кстати, — спохватился Ветлугин, — как она себя чувствует?
— Утром сильно кашляла и высокая температура была.
В госпитале Ветлугин настрадался, насмотрелся такого, что до сих пор вставало перед глазами. Представив себе Лизу с воспаленным лицом, капельками пота на лбу, сказал:
— Если какая-нибудь помощь нужна, то ты не стесняйся.
Несколько минут они шли молча. Потом Галинин спросил:
— Помнишь, как мы от немцев драпали?
— Без штанов?
— Ага.
Они рассмеялись.
…Это было на дневке, в жаркий день. Возле единственной уцелевшей в деревеньке бани столпилось столько солдат, что Галинин присвистнул.
— Не светит, — подтвердил Ветлугин и добавил: — Айда к речке!
Пахло гарью, чернели воронки, валялись немецкие каски, сиротливо маячила искореженная пушечка с вмятинами на щитке. Трава на склонах овражка, через который пролегала тропинка, еще не выпрямилась. На дне желтели гильзы, валялся автомат с оборванным ремешком. Галинин поднял его, осмотрел.
— Только в металлолом. Видать, этот овражек последним рубежом был. Отсюда фрицы кубарем покатились.
Речка была узкой, с быстрым течением, обрывистыми берегами, из которых незащищенно торчали омытые водой корни. «Должно быть, даже около берега с ручками», — подумал Ветлугин и стал искать глазами мостки, с которых деревенские женщины полоскали белье. Мостков не было видно, и он решил, что их, скорее всего, сломали во время боя или наши, или немцы. Справа и слева к речке вплотную подступали кусты, вода была черной, на середине крутились водовороты. Ветлугину расхотелось купаться, и он сказал:
— Вода, наверное, как лед.
— Сейчас проверим, — откликнулся Галинин и стал раздеваться.
— Неужели полезешь?
— А ты как думал!
Галинин нашел шест, проверил, глубоко ли, и, разбежавшись, нырнул. Выплыл метрах в десяти.
— Водичка на ять!
Ветлугин снял гимнастерку, сапоги, размотал портянки, аккуратно сложил нательное белье и, похлопывая себя по груди и ляжкам, стал осторожно продвигаться по коряге. Галинин подплыл, окатил его водой. Ветлугин охнул, бултыхнулся ногами вперед.
Они выбрались на берег посиневшие от холода, разлеглись на жестковатой, нагретой солнцем траве.
— Махорка есть? — спросил Галинин. Курил он много и поэтому часто «стрелял» у Ветлугина.
Алексей оторвал полоску от газеты, свернул козью ножку.
— Чур, я первый! — сказал Галинин и с наслаждением затянулся.
Был полдень. Басовито гудели шмели, пчелы собирали нектар, порхали бабочки. Ребята вздремнули и не сразу увидели немцев, появившихся на другом берегу.
— Хана, — испуганно прошептал Ветлугин.
— Не бойся. Хватай в охапку шмотки и — в овражек.
Вдогонку им понеслись пули…
— Запросто могли бы погибнуть, — сказал Галинин. — До сих пор слышу, как материл нас взводный. — Он помолчал и добавил: — Если через пятнадцать минут не приду, один купаться ступай.
Он пришел раньше. Радостно сообщил:
— Температура у Лизы нормальная и кашель стих.
До речки дошли быстро. Берег в этом месте был хороший: супесь, чуть подальше несколько кустиков.
— Нагишом? — спросил Ветлугин.
Галинин кивнул.
Они разделись, сложили одежду под кустиком. Поглядев на Галинина, Ветлугин поймал себя на мысли, что сложением они схожи; оба рослые, поджарые. В памяти все еще продолжало жить фронтовое купание, и Ветлугин с неожиданно пробудившейся радостью подумал, что сейчас, когда они голые, их ничто не разделяет. Наткнулся взглядом на нательный крест и понял: «Все не так просто, как хотелось бы». Скрывая свое состояние, бросился с разбегу в воду. Галинин последовал его примеру. Они поплескались, поплавали. Было тихо-тихо. Лишь изредка всплескивала рыбешка. Теплая вода ласкала тело.
— Как думаешь, — неожиданно спросил Галинин, — почему люди веруют в бога?
Ветлугин провел ладонью по лицу:
— Наверное, потому, что в мире еще много несправедливого, грязного, мерзкого. Когда исчезнет это…
— Это никогда не исчезнет.
— Значит…
— Ты меня правильно понял. Вера в бога вечна, как вечен он сам.
— Хватит! — крикнул Ветлугин и пожалел, что согласился искупаться с Галининым.
Домой они возвращались молча, расстались сухо. Настроение у Ветлугина было хоть волком вой. Память упорно возвращалась к прошлому, мозг отказывался поверить в то, что видели глаза и слышали уши. За четыре года Галинин, несомненно, изменился: отрастил бороду, похудел; длинные пальцы с желтоватыми от никотина подушечками нервно сплетались, в глазах был тревожный блеск.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Завтра первое сентября», — то и дело вспоминал Ветлугин и представлял, как он войдет в класс, что скажет. Каждый раз получалось по-разному. Ему дали двадцать семь часов в неделю — девятый, восьмой и два седьмых класса. Василий Иванович предложил еще восемь часов, но Ветлугин отказался.