Просто жизнь

Голова исчезла. Послышалось сопение. Потом в блиндаж ввалился солдат в насквозь промокшей телогрейке, в обмотках, заляпанных грязью. Вьюгин знал этого солдата — он часто подменял Сидорова, когда связной отлучался, но фамилию его не смог вспомнить.

— Ну? — нетерпеливо пробасил Поперечный.

Солдат потоптался и доложил:

— Так что… пополнение прибыло — четырнадцать душ.

— Пятнадцать, — поправил Поперечный.

— Никак нет! — откликнулся солдат. — Четырнадцать! С одним, сообщают, беда приключилась — ногу поломал.

Вьюгин посмотрел на майора. Тот сделал вид, что не понял взгляда, произнес:

— Надо поглядеть на ребятишек.

Отпустив солдата, Вьюгин молча снял с гвоздя сухую, приятно шелестящую плащ-накидку, надел ее и вышел вместе с майором.

За деревьями темнела Дубиса. Вода прибывала с каждым часом, и Вьюгин подумал, что, если дождь не перестанет, придется отойти поглубже в лес, рыть новые окопы и блиндажи. Издали доносились приглушенные голоса. Метрах в пятидесяти от блиндажа шевелились тени, по земле шарил тусклый луч карманного фонарика.

— Эй? — забеспокоился Поперечный. — Кто там дурью мается?

Луч застыл на мгновение и исчез. И почти тотчас послышались выстрелы — беспорядочные хлопки. Закашлял и сразу смолк пулемет. Поперечный остановился.

— Немцы, — сказал Вьюгин. — Каждый вечер так.

На полянке топтались вновь прибывшие. «Должно быть, первогодки», — подумал старший лейтенант. Подойдя к одному из солдат, спросил, давно ли он служит.

— Пятый месяц пошел, товарищ старший лейтенант, — ответил тот.

Вьюгин сказал, что он командир роты. И добавил:

— А теперь назовите себя, товарищ боец.

Солдат вытянулся.

— Рядовой Егор Кравчик!

— Не так громко. — Вьюгин чуть улыбнулся. — Тут не учебный полк, а передовая.

И как только старший лейтенант произнес это, Егор сразу ощутил какое-то смутное беспокойство. Покосился на реку — туда, куда повернул голову командир роты. Егор уже знал, что там, за рекой, немцы. Ему и его товарищам сообщили об этом во время пути, когда в просветах между деревьями мелькнула Дубиса. Егор думал о Наде, боялся, что никогда не встретится с ней. «А вдруг меня убьют?» — неожиданно подумал он, и ему стало страшно.

Вьюгин решил, что этот солдат, должно быть, испытывает то, что сам испытал однажды. Это произошло два года назад. Взвод выгружался из теплушки в бескрайней степи, по которой разгуливал ветер, взвихривая сухой, колючий снег. За мглистой дымкой не было видно ни начала, ни конца эшелона — повсюду клубился только снег, снег, снег, и Вьюгин решил тогда, чувствуя, как заползает в душу страх, что немцы, наверное, близко. Он не ошибся. Свист ветра перекрыло другим, более противным свистом, и по обе стороны железнодорожного полотна стали рваться снаряды, вздыбливая тучи снега и выворачивая мерзлую землю. Заснеженная степь покрылась темными пятнами, солдаты с криком разбегались; состав дернулся, звякнув буферами, и попятился, набирая скорость. Все гудело, стонало, и Вьюгин в тот день впервые увидел убитых, кровь на снегу…

Вдруг он обратил внимание, что солдат смотрит куда-то. Вьюгин повернул голову и увидел Надю.

Было темно. Вьюгин не видел Надиного лица, но почувствовал: она тоже смотрит на солдата.

— Знакомая? — хрипло спросил он.

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

— Землячка, наверное?

Если бы солдат ответил «да»! Но тот пробормотал: «Никак нет», — и смутился.

Что-то кольнуло сердце. Вьюгин вспомнил, какой была Надя в блиндаже, когда он разговаривал с Поперечным. Возникали догадки, предположения. Захотелось порасспросить солдата, но Вьюгин поборол искушение, стал знакомиться с другими бойцами. А глаза невольно искали Надю.

Запыхавшись, подбежал солдат — тот, что сообщил о прибытии пополнения.

— Беда приключилась, товарищ старший лейтенант!

— Какая беда? — машинально спросил Вьюгин.

— Огромадная! Немцы Сидорова утащили.

— Что-о?

Солдат дыхнул на Вьюгина смесью махорки с лавровым листом и повторил:

— Вашего связного немцы утащили. Как раз на стыке нашей и той роты споймали. Перестрелка была, но все ж уволокли.

«Так вот почему стреляли», — подумал Вьюгин.

— Что случилось? — забеспокоился Поперечный.

Вьюгин объяснил.

— Дрянь дело, — пробасил майор.

— Надо бы хуже, да некуда.

Поперечный озабоченно спросил:

— Как он, твой связной?

— Не понимаю…

— Трепло он или?..

Вьюгин уклонился от прямого ответа, сказал, что Сидоров хитрый.

— Хитрость там не пройдет, — проворчал Поперечный. — Съездят по сопатке — заверещит.

Вьюгин подумал, что знает Сидорова лишь с одной стороны, что может судить только о его смекалке, ловкости, умении достать и добыть, а чем он живет, о чем думает — лес темный. В памяти возникло все то, что рассказывал дед о своих вестовых. А рассказывал он о них много. Старый офицер помнил, где и когда родились его вестовые, из каких семей происходили, о чем думали, к чему стремились. Вьюгин понял, что не может с уверенностью сказать, как поведет себя Сидоров в плену.

— Это ЧП! — рассердился Поперечный. — Какого черта ты людей балуешь?

Вьюгин промолчал.

— Я поеду — доложить надо.

Поперечный так и не объяснил, зачем приезжал.