В 1969 году Роберт Эдвардс, Барри Бавистер и Патрик Стептоу объявили об успешном оплодотворении человеческих яйцеклеток человеческими сперматозоидами in vitro
, то есть вне организма10. (In vitro буквально переводится как «в стекле», и этот термин применяют в отношении всех экспериментов в искусственных условиях – например, в чашке Петри или пробирке.) Второе, то есть последнее, предложение аннотации к их статье сухо сообщало, что процедура «может найти определенное клиническое и научное применение». Авторы прекрасно понимали, что самым очевидным ее применением может быть борьба с бесплодием. Стептоу как практикующий гинеколог постоянно работал с женщинами, которых беспокоили репродуктивные проблемы. Потребовалось еще 10 лет исследовательских усилий Эдвардса, Стептоу, медсестры Джин Парди и их коллег, чтобы наконец отладить все методические шаги: забор яйцеклетки, экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО) и имплантацию оплодотворенной яйцеклетки в тело матери. Первым «ребенком из пробирки» стала Луиза Браун, рожденная в 1978 году у бесплодной пары и тут же попавшая в заголовки газет по всему миру.В то десятилетие вокруг вторжения технологии в зачатие не утихали дискуссии, исполненные как воодушевления, так и беспокойства11
. На обложке журнала Life в июне 1969 года изобразили эмбрион возле фотографии матери с ребенком и разместили текст с вопросами о последствиях внедрения «новых методов воспроизводства населения», в том числе таким: «Будут ли дети и родители и дальше любить друг друга?» Как бы отвечая на него, редакция разместила в том же номере результаты опроса американцев, из которых следовало, что только около 60 % респондентов (55 % мужчин и 61 % женщин) полагали, что ребенок, зачатый с помощью оплодотворения in vitro, «будет испытывать любовь» к своей семье. (При этом заметка не сообщала, сколько естественно зачатых детей, по мнению респондентов, любило свои семьи.) Лишь около трети опрошенных одобряли применение методов искусственного оплодотворения при бесплодии12. Но к 1978 году, по данным опроса Института Гэллапа, ЭКО в США одобряли уже 60 % респондентов и чуть больше 50 % сообщали, что воспользовались бы этим методом, столкнись они с бесплодием13. Сегодня вспомогательными репродуктивными технологиями вряд ли кого удивишь. К 2018 году в мире родилось около 8 миллионов детей, зачатых с помощью ЭКО14. В США доля «детей из пробирки» составляет около 2 % от всех рожденных за год, а выше всего этот показатель в Дании, где он доходит до 9 %15. Насколько мне известно, никто не считает, что люди, появившиеся на свет таким путем, чем-то хуже (или лучше) других людей.Сложно даже поверить, что когда-то могло быть иначе, но вопросы созидания и воспроизводства затрагивают глубинные и часто неписаные представления об идентичности и человеческой природе. Однако наши взгляды могут меняться, если мы подходим к ним критически. В этом случае помогли безвредность методов ЭКО, подтвержденная за десятки лет их применения, и, подозреваю, растущее осознание физической природы биологии. С точки зрения структуры ДНК, ее функций и кодируемой информации, совершенно не важно, где встречаются ее нити – in vitro
или in utero, в чашке Петри или в утробе.Пока что мы не увидели никакой связи между ЭКО и осведомленностью об индивидуальных генетических характеристиках. На практике оплодотворяют in vitro
сразу около десятка яйцеклеток. На любом этапе процедуры – в ходе забора яйцеклетки, оплодотворения, подсадки эмбриона в матку – могут возникнуть проблемы, поэтому специалисты параллельно работают с несколькими клетками (когортой), чтобы не остаться без единой жизнеспособной «заготовки» эмбриона. Геномы у этих оплодотворенных яйцеклеток разные из-за упомянутых перетасовок ДНК при образовании сперматозоидов и яйцеклеток. Что, если бы мы сумели заглянуть в эти юные геномы? Не могли бы мы тогда отбраковать эмбрионы с высокой предрасположенностью к тяжелой болезни или выбрать зародыш с закодированными признаками, которые хотели бы видеть у ребенка? Заглядывать в геномы мы уже действительно умеем.