Простой, как снег

— Подумаешь, пара недель. Первая игра будет только на следующей неделе. Время еще есть. Тебе следует попробовать. Ты бы нам пригодился.

— Где? — спросил я. Я очень сомневался, что могу как-то помочь команде.

— Я думал про линию защиты. Ты мог бы стать левым или крайним правым защитником.

— Я не знаю, — сказал я.

— Подумай об этом, — предложил он. — А еще лучше — просто приходи на тренировку. Посмотри занятия. Погляди, понравится ли тебе, — и тогда уже решай. Готов поспорить, что у тебя получится.

Я в самом деле ему поверил. Несмотря на то, что я знал свои возможности и таланты, я ему поверил. Я пришел на тренировку, раздобыл форму, шлем, накладки. Футболки с номером 45 были двух цветов — для игр дома и в гостях. Я получил шкафчик и оказался на поле, где бегал во время тренировок. На первой тренировке мне пришлось позаимствовать клиты[25], а на следующей день я попросил маму купить мне собственные. Действительно, она на следующий день подъехала во время тренировки и вручила мне их на краю тренировочного поля. Но это было позже…

Мистер Девон снял крышку. Моему взору представился упаковочный материал, сама скульптура была завернута в серое одеяло. Мы наклонились к ней и вытащили ее на пол. Мистер Девон развернул ее, затем отступил назад и стал ее разглядывать. Он выбрал место, с которого одновременно мог наблюдать и за скульптурой, и за мной.

Это была абстракция. Это был намек на что-то. Какая-то огромная луковица или гротескная капля сидела на стволе. Это была голова без каких-либо черт лица, или, скорее, черты лица с нее сорвали кусками, а затем поместили назад — но только в неправильных местах. Они вылезали из серого камня, подобного бетону. Можно было разглядеть разорванное лицо, корчащее гримасу, словно кого-то пытают или он сидит в кресле у зубного врача. Возможно, по моим представлениям, я так буду выглядеть во время первой игры в футбол. Там имелось много поверхностей, расположенных не в тех местах, куски камня закрывали детали чего-то узнаваемого. Все превращалось в странный бесформенный предмет, от которого бросало в дрожь и даже возникало чувство гадливости. Но ощущалось и напряжение, исходящее от предмета — это были борьба или насилие. Все выглядело туманно, сильно и волнующе. Не думаю, что кто-то хотел бы видеть эту скульптуру просто стоящей перед кабинетом мистера Девона.

— Как она называется? — спросил я.

— «Хозяин».

— Это ваш собственный знак «Не беспокоить»?

— Считаешь ее достаточно пугающей?

— Да, от нее передергивает, — признал я. — Становится неуютно.

— А если я скажу тебе, что некоторые считают ее возбуждающей чувства счастья и радости?

Как только он это сказал, предмет стал выглядеть по-другому. Да, конечно, такую точку зрения предложил мистер Девон, но вещь на самом деле стала выглядеть по-другому — не зловеще. Она не наводила больше на мысль о насилии, а заставляла думать о человеке, черты лица которого, например, изменились от смеха. Я увидел это.

— Так что это на самом деле? — спросил я. Мистер Девон пожал плечами.

— Я только что ее изготовил, — сказал он. — Я не знаю, что это. Вот тебе записка для учителя.

Он протянул мне желтый бланк. И я направился на занятия.

— Спасибо за помощь, — крикнул он мне вслед. — Увидимся завтра.

* * *

— Ты когда-нибудь напивался? — спросила у меня Анна.

Мы сидели на кушетке в подвале и слушали коротковолновый приемник. Ее родители отправились куда-то ужинать, а это означало, что их не будет несколько часов. До ближайшего открытого ресторана требовалось ехать на машине, по крайней мере, минут пятнадцать.

— У меня никогда не было возможности, — сказал я.

— Значит, побалуешь себя, — она отправилась к выставленным у стены коробкам и ловко вытащила бутылку водки. — В неразбавленном виде или с чем-то смешать?

— Лучше смешать.

Анна отправилась наверх и вернулась с парой высоких стаканов, наполненных льдом, и большим кувшином клюквенного сока. Она наполнила стаканы водкой примерно на треть, затем добавила клюквенного сока.

— Попробуй, — предложила Анна.

По ощущениям, я выпил нечто очень холодное, от чего мозг замерзал на секунду или две. Напиток обладал какой-то внутренней силой, которая стучала мне по лбу изнутри. Я пришел в возбуждение, и на мгновение все мои чувства обострились. Я еще выпил, и первоначальное впечатление полностью ушло. Теперь я чувствовал только вкус клюквенного сока.

— Что ты думаешь? — спросила у меня Анна.

— Мне нравится, — сказал я.

— Ты чувствуешь алкоголь? Ты ощущаешь вкус? Ты можешь сказать, что это все изменит?

— Не совсем. Давай я попробую чистую водку.

Она отправилась за бутылкой и вернулась, держа ее перед собой. Анна махала ею передо мной, поддразнивая. Затем она подошла поближе и уселась мне на колени, лицом ко мне. Анна склонилась и стала целовать меня, пока губы и язык не стали гореть огнем. Потом они онемели.

— Ты должен знать, что мир никогда не кажется таким идеальным, если ты не пьян. Сейчас он идеальный.