Простой сборник (2015-2017) (СИ)

Уно улыбался. Анна порадовалась тому, что ему хорошо, но быстро скрыла радость, боясь остаться голой. Она залезла в куртку уставшего и достала ключи. В горле Уно зияла светящаяся дырочка в невероятно прямом значении. Анна сунула в нее палец и почувствовала крупицы горячего порошка. На вкус он был словно самая остывшая черносливовая на всем белом свете.

Где-то за переулками раздался колокольный звон пустой церкви. Его клокот резво смешивался с сажей прозелененного воздуха и образовывал зернистую смесь приближающегося к утру счастья.

Анна встретила покой и достойно выдохнула: сердце было на месте.

весна 2016

Ольга

Конец скоропостижной весны решил закрепиться в памяти черными грозами, густым ветреным штормом и рваным ливнем.

Пенная, почти молочная небесная вода небрежно стучалась в застекленный балкон нашей скучной пятиэтажки. В гуще непогоды, гноем скопившейся за толстыми пыльными стеклами редко взвывали беспокойные собаки Новой Сортировки города В.

Мы мерзли от запаха прохудившихся бетонных стен, но продолжали жадно курить и бросаться в друг друга тихими, как полуденный сон, фразами. Я чувствовал себя экранным героем горьковского дна руки Куросавы. Это чувство погружалось в сливовую грозовую завесь дворов и улиц, а в челюсти копалась ощетинившаяся зубная боль.

Оля фыркала от низкой скорости сети. пытаясь рассматривать на своем почти стертом в балконную пыль склянок и плеснеющего угля планшете разноцветье летних купальников. Иногда она громко постановочно вздыхала и так же, но хрипло, озвучивала высокие цены на летнее белье.

Оля. Ее звали так же, как и мою маму в молодости. Тогда, когда она еще не завела ни семью, ни постоянную работу. По достижению устойчивого соцположения, конечно, о никакой Оле и речи не могло идти. К маминому имени прибавляли то фамилию, то должность, год и место рождения, то отчество, год и место проживания. Прибавляли и уровень дохода, громоздили слова, а затем, как бы упрощая, сокращали все эти антистилевые баррикады в смятую несколькими кризисами возрастов аббревиатуру.

Цеплясь за такие воспоминания, мне было страшно за свою соседку. За настоящую чистую Олю, Олю в черной отцовской рубашке, свисающей до колен, Олю, собравшую длинные сумеречно-серые волосы в хвост. Олю.

Я познакомился с ней, когда был совсем молод (в начале весны), когда бросил ездить по Кавказу, травиться сладким вином и острым как горчица Солнцем. Тогда еще, даже раньше, на рубеже февраля, я гнил в Грозном на вписке у местного молодого фрилансера-сварщика Вагифа, такого же молодого и философически устроенного, как я, как все мы, молодые все.

На этом рубеже, питаясь сладкими смородиновыми папиросами, спасаясь от навязчивых пролежней, я понял, что надо решить свою юношескую дилемму, влажное желание поехать к холодному морю, поселиться в маленьком портовом городке на берегу его, да и жить просто так, как сейчас, но спокойнее, лучше. Вагиф беспрерывно вел беседы о своей любви к автомпрому, а когда уставал и брал перерыв, я вставлял мечтательные повествования о поездке туда, куда хотел с самого раннего подросткового состояния. И, когда в один из перерывов я все-таки сумел рассказать все свое внятно и без запинки, Вагиф, словно натянув тетеву благости, дал мне ссылку на свою старую знакомую, с которой он учился в Москве на медика, которая жила на тот момент в балтийском городе В. Вагиф сказал, что девушку зовут Олей. Сказал, что она похожа на сбитый в знойную ночь неуклюжим воробьем цитрус.

Я связался с этой девушкой и в действительности убедился, что зовут ее Олей, как когда-то звали мою маму, пока она не отдала треть своей жизни медицине. И действительно убедился, что Оля училась в Москве на медика, а теперь живет у холодного пахнущего кислой смолой моря, и не против вписать меня на пару недель.

Однако пробыл я у Оли дольше, чем планировал. А я вообще ничего не планировал. Добравшись в город В. в марте на ржавых попутках, имея в рюкзаке лишь ключи, сменные носки, пустую бутылку из-под яблочного сидра, выпитого когда-то на Урале, и томик Серцедера, я прожил в однушке, доставшейся Оле от скончавшихся от скуки родителей, как минимум до майских штормов, среди которых мы безустанно курили на балконе махорку, среди которых я чувствовал себя больным самураем Токосамой, среди которых Оля возмущалась дорогим купальникам неестественных апельсиновых раскрасов.