Простой советский спасатель 4

Не думал, что до сих пор способен на такие чувства, после всех жизненных перипетий. Оказывается, сколько бы не выгорело внутри, а человеческое, глубинное, останется даже под остывшими углями. Если ты, конечно, вырос человеком.

— Можно? — отчего-то враз осевшим голосом попросил я.

— Конечно, — печально улыбаясь, ответила Полина Федоровна, протягивая мне тетрадку.

— А мне? — выглядывая из-за моего плеча, прошептала Лена.

— И тебе. Садитесь, читайте, думаю, внутри есть ответ на ваш вопрос.

— Спасибо, — я оглянулся, бережно держа книжку в руках, и растерялся: усаживаться за кухонный стол, на котором стояли пироги и компот, почему-то показалось кощунственным, еще заляпаем случайно. Да и вообще, читать личный дневник погибшего ветерана и жевать пирожки — коробит.

— А можно мы в комнату пройдем? — уточнил я.

— Конечно, располагайтесь. Лена, приглашай Лёшеньку в гостиную. Закончите — не разбегайтесь, поговорим, да и Николай Николаевич как освободится, думаю, захочет с вами пообщаться.

— Хорошо, — в унисон согласились мы и нырнули в зал.

— Почему я никогда не знала, что у нас есть такая реликвия? — прошептала восхищенно Лена. — И почему бабушка не отдала её в музей?

— Может это память о дорогом её человеке, — предположил я.

— Думаешь?

— Не знаю, спросишь потом у Полины Федоровны. Давай читать.

— Давай, — придвигаясь ко мне поближе, кивнула девушка.

И мы принялись читать, а потом долго сидели, прижавшись друг к другу, осознавая и принимая прочитанное.

Иван Карпович Волженко в годы войны работал в старой аптеке на улице Победы. Жил с мамой и сестрой. Заметки в дневнике читались на одном дыхании, у автора оказался легкий стиль и слог. Ничего такого супер важного и секретного на страницах брошюры не оказалось. Но в этой простоте, с которой Иван Карпович описывал будни горожан в месяцы оккупации, скрывалась целая история, незамысловатая и тяжелая в своей неприкрытой правде.

«1 августа 1942 г. Уничтожен ДКАФ (Дом Красной Армии и Флота). Горожане тащат вещи. В городе начались беспорядки и повальные грабежи. Военные уничтожают собственный город. В нашей аптеке выбиты стекла. Горят почтамт и исполком. Ходят слухи, что военные взорвали водопровод и электростанцию. Трудно дышать от гари и дыма. Без конца звучат взрывы…

7 августа 1942 г. Горожане занялись мародерством. Тащат все, что плохо лежит: тумбочки, вешалки, шкафы. Как быстро слетает налет цивилизации… Дети разносят книжный магазин. Скинули с полок книги, теперь выбирают, кому какие нужны…

8 августа 1942 г. Наши части отогнали немецких солдат за Широчанку, освободили Александровку. Военные успели эвакуировать Энскую военно-морскую базу… Ночью на кораблях отдельный батальон морской пехоты ушел в сторону Приморско-Ахтарска…

9 августа 1942 г. Немецкие части заняли наш город…»

Читали мы, затаив дыхание, местами остро реагируя на поступки жителей города. Я старательно давил внутри себя вспышки так называемого благородного гнева: как говорится, не судите, да не судимы будете. Неизвестно, как бы мы вели себя в то время в тех ситуациях. А еще Волженко тонко подмечал изменения в поведение горожан, позволяя себе тонко иронизировать на страницах собственного дневника.