Геярчин познакомила Игната Фёдоровича со своими попутчиками: долговязым, неуклюжим Степаном, слесарем из Ленинграда, и тремя бакинцами: Ильхамом, Асадом и Ашрафом. Асад вызвал у Соловьёва чувство насторожённости: смазливый, стройный, он был одет вызывающе «стильно»: в короткое широкое пальто, высокую шапку — «гоголь», узенькие брюки. Пальто делало фигуру солидной, а ноги казались двумя спичками. «Кто только к нам не едет! — подумал Игнат Фёдорович, критическим взглядом окинув юношу, и тут же осадил себя: — Не спеши с выводами, Игнат! Не суди о человеке по одёжке».
Представляя Соловьёву Ашрафа, плотного, приземистого, с большими руками, в которых угадывалась недюжинная сила, и цепкими лукавыми глазами, Геярчин с гордостью сказала:
— Ашраф у нас художник и кузнец!
Юноша поправил:
— Сначала кузнец, потом художник… начинающий.
Вагоны вскоре опустели. На просторной пристанционной площади состоялся небольшой митинг. Мухтаров поздравил целинников с приездом, пожелал им успехов в труде и счастья в жизни.
— Приехали вы в трудное время, — сказал Мухтаров, — жить придётся в вагончиках и палатках до тех пор, пока на берегу вашего озера не вырастет посёлок. Но вы сами должны его построить. Сейчас всем надо стать строителями. Не скрою от вас — будет очень тяжело. Но мы верим, что вы справитесь и завоюете право на хорошую, интересную жизнь, которая вас ожидает, когда мы поднимем целину.
От новосёлов выступил Саша Михайлов:
— Нас послал сюда комсомол. Страна надеется на нас. И мы оправдаем эти надежды. Мы вдохнём жизнь в пустынную степь!
Сменивший Михайлова бакинец Ильхам, напряжённо-сдержанный, с худощавым, умным лицом, аккуратными усиками и притушенными искрами в глазах, передал привет братскому Казахстану от нефтяников Баку. Он говорил, поглядывая в сторону, где стояла Геярчин, и казалось, это она подсказывала ему горячие слова его речи.
Митинг ещё не закончился, а небо снова заволокли тяжёлые тучи, повалил снег, ветер закружил в воздухе мокрые снежные хлопья, швыряя их в людей, залепляя лица. У Ильхама вырывался изо рта пар, кепка стала белой от снега.
К счастью, Ильхам был последним из ораторов. Новосёлы позавтракали в станционном буфете, расселись по машинам и тронулись в путь — в неизведанные дали, к незнакомым берегам озера с поэтичным, многообещающим именем. Они ехали сквозь снежную, студёную коловерть, напряжённо вглядываясь в степь, надеясь увидеть хоть что-нибудь, что оживляло бы однообразный пейзаж: хоть одинокое деревце, хоть скромную лачугу. Но во все стороны простиралась белая, замутнённая вьюгой равнина. Только уже у озера Светлого из непогодной мути выступили силуэты палаток, вагончиков, низких длинных строений.
— Прибыли! — громко возвестил Соловьёв.
Ухватившись за борта машин, новосёлы соскакивали на землю, оглядывались с беспокойным любопытством.
— Где же целина-то? — спросил кто-то из приехавших.
Слова его были встречены смехом.
— А как она, по-твоему, должна выглядеть?
— Ты что озираешься? Вывеску ищешь? С большой надписью: «Это целина!»
— Он думает, что целина огорожена забором. Для ориентировки.
— Чудак, да ты стоишь на целине!..
Жане-турмысцы, провожавшие новосёлов до озера, стали прощаться, звали в гости, обещали приехать, помочь в работе.
Машина их исчезла в предвечерней буранной мгле. Алимджан прощально махнул рукой Тарасу, вскочил на коня и, обгоняя ветер, умчался вслед за машиной.
Тарас повернулся к Соловьёву и задумчиво произнёс:
— Ненадолго покинул нас хлопец… Чую, працевать ему с нами…
Соловьёв поручил Саше Михайлову расселить молодёжь по палаткам и вагончикам.
Саша весело крикнул:
— Внимание, внимание! Слушай мою команду! Девушки, занимайте вагончики! Ребята, марш по палаткам!
Девушки принялись со смехом разбирать свои чемоданы. Лишь Тося, маленькая, с выбивающимися из-под шапки золотистыми кудряшками, так грозно и оскорблённо покосилась на Сашу, что он с деланным испугом схватился за голову и возопил:
— Тося! Пощади! Не испепеляй меня своим взглядом!
— А ты не разыгрывай из себя рыцаря. Почему это мы должны идти в вагончики?! Ребята вон тоже дрожат, как цуцики!
— Перестань, Тося, — вмешалась Геярчин, — ребята идут нам навстречу, и спасибо им.
— Правильно, Геярчин! — воскликнул Саша. — Как вы есть слабый пол, то наш долг — беречь вас и холить. И потом… это распоряжение директора. Хотите не хотите, а подчиниться придётся.
— Так бы сразу и сказал, — насмешливо бросила Тося. — А то ломается ещё. Рыцарь поневоле!
Ребята наперегонки, расталкивая друг друга, кинулись к палаткам.
— Граждане! Занимайте места согласно купленным билетам!
— Куда несёшься?! Ты не на беговой дорожке!
— Тише, медведь! На ногу наступил!
— Извиняться некогда, сеньор. Вот устроюсь, тогда принесу вам свои извинения.
— Вот это да! — присвистнул кто-то. — Весёленькая жизнь! Зимой — ив палатках!
В это время к новосёлам подошли Захаров и Байтенов. Инженер успел уже обзавестись белыми бурками, тёплой пушистой шапкой и кожаным пальто на меху, которое выглядело и щегольски и солидно. Услышав реплику о «весёленькой жизни», Захаров молодцевато воскликнул: