Пространства и смыслы

На карте, а также в сокращённой авторской редакции сочинения ал-Идриси[189] приведены названия этих шести городов[190]. Ойконимы дошли до географа, скорее всего, в сильно искажённом виде, но всё же локализуются с достаточной степенью убедительности в северо-западной Руси и Верхневолжье, а наименование ан-н. бāриййа рассматривается как передача др. — рус. Новъгородъ (возможно, через посредство формы Nógarðar, встречающейся в скандинавских памятниках)[191].

Исходя из того факта, что под устьем «Русской реки» у ал-Идриси подразумевается Керченский пролив, кажется логичным вести поиски «Русской реки» среди крупных рек, впадающих в Азовское море, — Дона или Кубани, как это и делается многими исследователями[192]. Однако если допустить, что данному гидрониму действительно соответствует какая-то из указанных рек, то подобная локализация будет противоречить сведениям ал-Идриси об истоках «Русской реки», берущих начало в высокой заснеженной горе Кукайа, которая, по словам географа, простирается от моря Мрака до края обитаемой земли. Трудно представить себе, чтобы определения, используемые ал-Идриси для характеристики горы Кукайа (большая, очень высокая, недоступная из-за сильного холода и глубокого вечного снега на её вершине), можно было бы связать с местом, где лежат истоки Дона и Северского Донца, — со Среднерусской возвышенностью, самые высокие точки которой не достигают и 300 м. Сопоставлять же гору Кукайа с Кавказским хребтом, на северных склонах которого начинается р. Кубань, мешает то обстоятельство, что Кубань течёт с юга на северо-запад, в то время как «Русская река», согласно ал-Идриси, — с севера на юг.

Этим и другим подобным противоречиям, возникающим в результате попыток прямого перенесения на карту данных ал-Идриси о «Русской реке», как правило, не придают большого значения, ссылаясь на недостаточную информированность географа. Разумеется, ал-Идриси — как и другие средневековые арабские учёные — располагал ограниченными возможностями для получения полных и достоверных данных о географии Восточной Европы, однако стоит заметить, что констатация этого очевидного факта совершенно непродуктивна в исследовательском плане.

Настойчивое стремление видеть за каждым топонимом источника конкретный географический объект приводит к тому, что исследование текста начинает вестись в такой системе координат, где логику исследования диктует современная карта. Пример с «Русской рекой» и горой Кукайа показывает это как нельзя лучше. В существующих толкованиях этого сообщения ал-Идриси идентификация одного топонима целиком зависит от идентификации другого, и наоборот, а исходной точкой исследовательской конструкции является объект на современной карте.

В самом деле, если под горой Кукайа подразумевать Кавказский хребет, то «Русской рекой» неминуемо должна оказаться Кубань. В таком случае сторонникам данной точки зрения приходится пренебречь указанием ал-Идриси на направление течения реки, фактически отказаться от попыток отождествить если не все шесть, то хотя бы некоторые города народа ан-н. бариййа (за это никто даже не брался), а также оставить без внимания тот факт, что для обозначения Кавказских гор ал-Идриси использует традиционный для арабской географии термин ал-Кабк (جبل القبق, - Прим. сост.) [193]. Если же исходить из северного нахождения истоков «Русской реки», то её отождествление с Доном не позволит объяснить ни характер описания горы Кукайа у ал-Идриси, ни дать сколько-нибудь удовлетворительного толкования названиям городов народа ан-н. бариййа. В предложенной Б. А. Рыбаковым локализации городов в бассейне Северского Донца ни один из них не поддаётся уверенному отождествлению, что был вынужден признать и сам автор[194]. Найти лингвистическое объяснение названий городов, которое соответствовало бы гипотезе Б. А. Рыбакова, также невозможно. Не случайно О. Прицак, согласившийся с Б. А. Рыбаковым в части локализации городов народа ан-н. барийа в бассейне Северского Донца (для чего он вёл конъектуру ас-сабарина — летописные «северяне»), тем не менее отказался от попыток объяснить наименования городов и определить их более точное местонахождение[195].

Как видно, при таком подходе исследование сообщений источника подменяется их вынужденной селекцией. В результате среди предложенных к настоящему времени гипотез идентификации горы Кукайа нет ни одной, объясняющей не какие-то отдельные, а все данные об этой горе, имеющиеся в сочинении арабского географа. О методической несостоятельности такого подхода свидетельствует признание В. М. Бейлиса: поддерживая идентификацию топонимов ал-Идриси с Доном (или Северском Донцом) и Среднерусской возвышенностью, он делает при этом существенную оговорку, что описание горы Кукайа само по себе не может относиться к Среднерусской возвышенности[196], то есть фактически рассматривает его как инородную вставку в текст.