Пространство (ЛП)

— Отлично, — сказала Мелба. — Переустанови, проверим, может, в этом все дело.

— Уже начал, — откликнулся Станни. — Перекусим, пока загружается?

— Встречаемся на камбузе, — согласилась Мелба.

Голос звучал почти нормально. Как у всех.

В камбузе было почитай что пусто. По корабельному времени — середина ночи, так что всего несколько человек из команды устроились за столиками, поглядывая на входящих штатских. По условиям контракта им разрешалось пользоваться офицерской столовой. Мелба слыхала, что к штатским контрактникам, таким, как она и ее бригада, флотские относятся с некоторым недоверием. Она бы обиделась, если бы своим примером не доказала, что такие подозрения оправданы. Соледад со Станни уже сидели за столиком, пили кофе из груш и ели сладкий рулет с одной тарелки.

— Вот по чему я буду скучать, когда долетим, — сказал Станни, поднимая кусочек вверх. — Без тяги даже лучший кок не справится с выпечкой. Как ты думаешь, мы долго будем в свободном полете?

— Сколько понадобится, — ответила Мелба. — По плану — два месяца.

— Два месяца в невесомости, — вздохнула Соледад, а ее тон и выражение лица явственно добавили: «Два месяца у Кольца».

— Да уж, — поддержал Станни. — От Боба новостей нет?

Пятый член их бригады — теперь уже четвертый — остался на «Сересье». Оказалось, что у него, как и у Рена, были какие-то связи с одним из медиков, и служба безопасности записала его в подозреваемые. Обычно исчезновения людей объяснялись внутренними трениями. У Мелбы опять перехватило горло.

— Пока ничего, — ответила она. — Да отпустят его, он же ни в чем не виноват.

— Да, — кивнула Соледад, — Боб мухи не обидит. Хороший человек, это всем известно. И он любил Рена.

— Зачем же в прошедшем времени? — заметил Стан. — Может, он еще жив.

— С эссе койса[102] в двух шагах от нас — лучше бы ему умереть, — возразила Соледад. — Меня с самого старта дурные сны мучают. Думаю, мы не вернемся из этого рейса. Никто из нас не вернется.

— От таких разговоров добра не будет, — остановил ее Станни.

В столовую вошла женщина — средних лет, с густыми рыжими волосами, стянутыми в строгий узел. Улыбка ее словно спорила с прической. Мелба взглядом показала ей, что за их столиком места нет, и отвернулась.

— Что бы ни случилось с Реном, — сказала она, — у нас есть работа, и мы ее будем делать.

— Вот это чертовски верно, — ответил Станни и сорвавшимся голосом повторил: — Чертовски верно…

Они еще посидели молча, глядя, как плачет этот немолодой мужчина. Сол положила руку ему на плечо, и срывающееся дыхание стало выравниваться. Станни кивнул, сглотнул. С него бы писать символическое полотно «Горе храбреца». Благородное лицо. Мелбу поразила мысль, что Станни, наверное, ровесник ее отцу. Только отец никогда ни о ком не плакал.

— Извини, — сказала она. Не собиралась этого говорить, но слово вырвалось и прозвучало как ругательство.

— Ничего, — отозвался Станни, — я в порядке. Попробуй рулет, босс.

Мелба, сдерживая слезы, потянулась за лакомством. Только не заговаривать. Она сама не знала, какие слова у нее вырвутся, и боялась саму себя. Ее терминал загудел — диагностика закончилась. Пик остался на месте. Станни выбранился и пожал плечами.

— Нет покоя злодеям, нет отдыха добрым, — бросил он, вставая.

— Идите, — попросила Мелба, — я догоню.

— Пас проблема,[103] — кивнула Соледад, — ты кофе-то почти не пила, са-са?

Она проводила их взглядом — и радуясь, что ушли, и жалея, что осталась одна. Ком, стоявший в горле, опустился в грудь. Сладкие рулеты манили и вызывали тошноту. Она заставила себя глубоко подышать, выровнять дыхание.

Уже почти конец. Флотилии на месте. «Росинант» на месте. Все идет по плану — может быть, не совсем, но почти. Рен — это не важно. Ей уже доводилось убивать людей. Когда взорвется бомба, почти наверняка погибнут люди. Месть — всегда кровь, такова ее природа, а Мелба сделала себя орудием мести.

Не она виновата в смерти Рена, виноват Холден. Холден его убил, заставив ее появиться здесь. Не оскорби он честь ее семьи, ничего такого не случилось бы. Мелба встала, выпрямилась, собираясь приступить к работе на «Принце Томасе», — как будто она была настоящая Мелба.

«Прости, Рен», — сказала она, подумала, что это в последний раз, — и горе скрючило ее, заставив снова сесть.

Что-то пошло не так. Этого она не предвидела. Она уже не владеет собой. Может быть, подумалось ей, просто кончаются силы. Или еще что — например, искусственные железы начали без спроса выбрасывать в кровь токсины. Она стала эмоционально лабильной. Возможно, это симптом. Опустив голову на руки, она попыталась выровнять дыхание.

Он был к ней добр. Просто добр. Он ей помогал, а она его за это убила. Она как сейчас чувствовала проминающийся под рукой череп, хрустящий и мягкий — так, бывает, стоишь на речном берегу и чувствуешь, как проваливается под ногами земля. Пальцы пропахли пеной герметика.

Рен тронул ее за плечо, и голова сама собой вскинулась к нему.

— Привет, — сказали ей. — Я Анна, а тебя как зовут?

Та рыжая, которая только что разговаривала с кем-то из флотских.