Пространство Откровения

Вольева хмыкнула, подумав об этих требованиях. За всю свою жизнь она еще не встречалась с чем-либо по настоящему чуждым, с чем-либо стоящим вне ее опыта. Там, надо думать, найдется немало такого, что способно обогатить этот опыт. А она сама готова усвоить пару-другую уроков. С ней Силвесту не пришлось бы прибегать к угрозам.

— Если бы он знал нас лучше, то не стал бы прибегать к угрозе, имея такую соблазнительную наживку, — сказала она. — Меня эта нейтронная звезда интригует с той самой минуты, как мы вошли в Систему. И знаешь что? Я кое-что обнаружила в непосредственной близости от нее. Слабый источник эмиссии нейтрино! Похоже, он вращается вокруг планеты, которая, в свою очередь, вращается вокруг нейтронной звезды.

— А что может быть источником нейтрино?

— Многое. Но таким мощным? Могу предложить только машину. И притом относящуюся к весьма продвинутой технологии.

— Оставленную амарантянами?

— И такую возможность ведь надо учитывать? — Вольева сделала усилие и улыбнулась. Именно так она и подумала, но не было нужды выражать свои мысли столь решительно. — Полагаю, мы узнаем больше, когда доберемся до тех краев.

Нейтрино — элементарные частицы, лептоны с полуцелыми спинами. Нейтрино бывают трех типов: электронные, мюонные и тау-нейтрино, что зависит от типа породившей их ядерной реакции. Поскольку эти частицы имеют массу — они двигаются чуть медленнее, чем свет, — нейтрино во время полета меняют тип. К тому времени, когда сенсоры корабля улавливали поток нейтрино, он представлял собой трудноразделимую смесь трех возможных типов. По мере уменьшения расстояния до нейтронной звезды, а вместе с тем и сокращения времени превращения нейтрино, в смеси типов выделился один, главенствующий. Энергетический спектр стал более отчетливым, и вариации интенсивности источника в зависимости от времени стало проще отслеживать и интерпретировать. Ко времени, когда расстояние между кораблем и нейтронной звездой сократилось до одной пятой астрономической единицы, или до двадцати миллионов километров, у Вольевой сформировалось несравненно более четкое представление о том, что именно вызывает непрерывный выброс частиц, среди которых доминируют самые тяжелые — тау-нейтрино.

И это ее очень встревожило.

Но она решила подождать, пока корабль подойдет ближе, а уж потом поделиться своими мыслями с остальной командой. Силвест в конце концов все еще держал их под контролем, и вряд ли ее тревога заставит его отклониться от выбранного образа действий.

Хоури привыкала погибать.

Одним из самых раздражающих аспектов ситуационного моделирования, практикуемого Вольевой, было то, что оно обычно переступало черту, за которой любой реальный участник был бы обязательно или убит, или по меньшей мере искалечен до такой степени, что уже не мог уследить за происходящими событиями, не говоря уж о том, чтобы как-то влиять на их ход. Вот и сейчас то же самое. Что-то неслось к ней от Цербера — какое-то неизвестное оружие, огромной разрушительной силы, и оно небрежно разнесло весь корабль. Пережить такую атаку не могло ничто, но отделенное от тела сознание Хоури все еще упорно присутствовало, наблюдая, как отдельные куски разорванного супесветовика лениво разбредаются все дальше и дальше друг от друга в розовом сиянии своих собственных ионизированных внутренностей. Это, подумала Хоури, любимый способ Вольевой наказывать за ошибки.

— Ты что, никогда не слыхала о поддержке боевого духа? — ядовито спросила Хоури.

— Приходилось, — ответила Вольева. — И никогда не соглашалась. Как по-твоему, что лучше: быть перепуганным, но живым, или радостным, но мертвым?

— Но я же все равно умираю. Почему ты так убеждена, что у нас будут неприятности, когда мы туда доберемся?

— Я всего лишь всегда предполагаю худшее, — тоскливо ответила Вольева.

На следующий день Вольева почувствовала в себе достаточно сил, чтобы повидать Силвеста и его жену. Когда они вошли в медицинский бокс, она уже сидела в постели, держа на коленях компактный компьютер и редактируя кучу сценариев атак, которые она позже будет отрабатывать на Хоури. Она быстро переключила дисплей, выведя на него куда менее воинственную заставку. Впрочем, Вольева сомневалась, что Силвесту будут понятны ее закодированные сценарии. Даже ей самой эти каракули представлялись каким-то личным языком, который она только что освоила.

— Вы поправились, — сказал Силвест, садясь рядом с ней. С другого бока к нему пристроилась Паскаль. — Это здорово.

— Здорово потому, что вы заботитесь о моем благополучии, или потому, что вам нужна моя экспертиза?

— Конечно, последнее. Между нами, Илиа, вроде бы нет любви, так к чему же нам еще и притворяться?