Пространство Откровения

Теперь, когда машина уже миновала группу зданий, которую можно было с известным правом назвать окрестностями жилья Хоури, перед ней стала разворачиваться гигантская панорама Чазм-Сити. Невозможно было представить себе, что этот дремучий лес уродливых строений был когда-то самым процветающим городом в истории человечества; что это было место, откуда на протяжении двух столетий изливался нескончаемый поток научных и художественных новаций. Теперь даже местный люд понимал, что этот город видывал лучшие времена. С некоторой долей иронии они именовали его Городом, Который Вечно Дремлет, ибо многие тысячи его самых богатых граждан ныне пребывали замороженными в криогенных установках, рассчитывая провести там период временного упадка, который является лишь случайным отклонением на восходящей кривой роста благоденствия и процветания.

Естественной границей города был Кратер, который как бы замыкал его в своем кольце. Диаметр Кратера составлял около шестидесяти километров, а в центре его кольца находилась Утроба, или Провал. Город был укрыт восемнадцатью куполами, занимавшими пространство между стенами Кратера и Провалом. Грани куполов соприкасались, а сами они поддерживались подпорными башнями. Эти купола больше всего напоминали свисающие покровы, которыми завешивают мебель в спальне недавно усопшего. На местном жаргоне все это именовалось Москитной Сеткой, хотя существовало еще около дюжины разных названий, заимствованных из разных языков. Без куполов город не мог бы существовать. Атмосфера Йеллоустона — холодная смесь азота и метана, соотношение между которыми все время менялось, приправленная коктейлем сложных соединений водорода и углерода, — была смертельно ядовита. К счастью, Кратер защищал город от самых страшных ветров и селей жидкого метана, а смесь горячих газов, изрыгаемых Утробой, могла быть превращена в пригодный для дыхания воздух весьма простым и дешевым технологическим процессом. Кое-где на Йеллоустоне были другие поселения людей, куда меньше Чазм-Сити, но у них наблюдались куда большие трудности с созданием локальной биосферы, особенно с обеспечением населения воздухом, пригодным для дыхания.

В первые дни своего пребывания на Йеллоустоне Хоури спрашивала у местных, почему вообще кому-то пришла в голову мысль заселить планету, раз она столь негостеприимна? На Краю Неба, может, действительно все время полыхают войны, но там хоть можно жить без куполов и систем, искусственно создающих пригодную для дыхания атмосферу. Однако Хоури скоро поняла, что ожидать более или менее содержательного ответа тут не приходится, даже в том случае, если подобный вопрос сразу же не примут за наглость чужака.

Впрочем, ответ и так был ясен. Провал привлек к себе первых исследователей, вокруг которых возникло скромное поселение, а затем и что-то вроде пограничного городка. Безумцы, игроки, лопоухие мечтатели летели сюда как мотыльки на огонь, привлеченные слухами о богатствах Утробы. Кое-кто возвращался домой разочарованным, кто-то погибал в горячих ядовитых глубинах вулкана. А кучка выживших энтузиастов гордилась странной красотой этих мест. Быстро пролетели двести лет, и вот кучка строений превратилась в ЭТО!

Город непрерывно и беспорядочно рос во всех направлениях, и, казалось, густой лес его оскаленных и переплетаюшихся зданий вот-вот исчезнет в туманной дымке Утробы. Только самые старые постройки до сих пор относительно хорошо сохранились. Эти здания, похожие на коробки, удержались во время Эпидемии потому, что в них не было систем саморемонта и самоперестройки. Напротив, новейшие небоскребы ныне напоминали странные, с торчащими обрубками ветвей и корней, куски плавника или древесные стволы в последней стадии гниения.

Когда-то эти небоскребы были гордыми и симметричными, пока Эпидемия не заставила их расти странно и беспорядочно, выбрасывая в стороны какие-то шарообразные утолщения, переплетаясь друг с другом, выделяя какие-то шишки и отростки, как у прокаженных. Теперь эти здания умерли, окоченев в странных формах, казавшихся специально разработанными безумными дизайнерами, чтобы будить в людях тревогу и дурные предчувствия. Возле них сложились трущобы, нижние ярусы превратились в смешение шанхаев и барахолок, освещавшихся по ночам факелами и кострами. В трущобах копошились маленькие фигурки людей, они шли пешком или ехали на рикшах по шатким мосткам, переброшенным через развалины. Тут почти не было повозок, использующих какой-либо вид энергии, кроме мускульной, а если и были, то только работающие на силе пара.