— Да есть ли оно? — спросила Хоури, которая все еще продолжала держать свою зловещую плазменную винтовку нацеленной на Силвеста с той самой минуты, когда началось их совещание. — А не пали ли вы сами жертвой скороспелых соображений? Болтаете, будто там внутри есть драгоценное Нечто, до которого наши грязные пальчики недостойны даже дотронуться, поскольку существует вся эта камуфляжная оболочка. Чтобы обезьяны сюда не лезли, одним словом. А что, ежели там сидит просто какая-то большая бяка?
— Она, возможно, права, — поддержала Паскаль.
Силвест поглядел на винтовку.
— Не следует доводить себя до такого состояния, когда вам начинает казаться, будто в мире существует хоть одна возможность, которую я бы еще не рассмотрел, — сказал он холодно, не заботясь о том, кому он отвечает — Хоури или жене. Пусть понимают, как хотят.
— Бог с вами, такое мне и в страшном сне не приснится, — тут же парировала Хоури.
Через девяносто минут после того, как первый разведчик размотал свой кабель и исчез сквозь дыру в полом пространстве под корой планеты, Силвест увидел то, что его там ждало. Он не сразу смог разобраться в том, что открылось его взгляду. Гигантские, похожие на невиданных змей, формы — истерзанные и, насколько ему казалось, мертвые, высились над разведчиком точно трупы павших богов — переплетенные и сраженные. Невозможно было даже предположить, какие неведомые функции выполняли эти машины, хотя, вероятно, главной из них было обеспечение благополучия лежавшей над ними коры. Очевидно, именно в них проснулись к жизни молекулярные орудия, брошенные навстречу пришельцам. Сама кора фактически тоже являлась машиной, функция которой заключалась в поддержании сходства Цербера с обыкновенной планетой. У «змей» такой строгой специализации, видимо, не было.
Здесь было не так темно, как ожидал Силвест. Свет сквозь «рану» уже не просачивался, так как она теперь была прочно заткнута пробкой «Плацдарма». Зато «змеи» сами испускали слабое серебристое сияние, подобно кишкам некоторых глубоководных океанских существ, населенным биолюминесцентными бактериями. Функции этого свечения определить было невозможно, да, впрочем, их могло и не быть. Вероятно, это был случайный, побочный продукт амарантянской нанотехники. Как бы там ни было, благодаря свечению можно было видеть на десятки километров туда, где потолок или кора планеты сходился с горизонтом пола, на котором лежали кольца «змей». Еще какие-то громадные штуковины, похожие на корявые древесные стволы, поддерживали — без видимого порядка — крышу. Впечатление было такое, будто находишься в залитом лунным светом доисторическом лесу. Неба не видно, земля под ногами почти неразличима из-за густого подлеска. Корни деревьев сплетаются друг с другом, образуя сложную решетку. Все окрашено графитно-серым цветом. Таков пол этой полости.
— Хотелось бы знать, что там ниже, — сказал Силвест.
Вольева была занята обдумыванием проблемы детоубийства. Избежать последнего было невозможно. Лишить «Плацдарм» информации, необходимой, чтобы создавать средства защиты от атаки механизмов, создаваемых Цербером — значило приговорить ее детище к медленной и мучительной смерти. Без необходимой поддержки корабля молекулярное оружие, встроенное в ядро «Плацдарма», не может обновляться и совершенствоваться. Оно останется замороженным, способным лишь на производство спор, устарелых на пару столетий, неспособных прервать бесконечный марш идиотского прогресса, демонстрируемого инопланетной оборонительной системой. Удивительное, хотя и грубое создание Вольевой будет переварено до последнего атома, его тонким слоем размажут по коре планеты, и его жалкие останки будут выполнять совсем другие функции в течение неисчислимых миллионов лет. И все же придется пойти на это. Хоури права: саботаж против «Плацдарма» — единственная неиспользованная пока форма воздействия на ситуацию. Возможности уничтожить «Плацдарм» нет, так как орудия Тайника захвачены Похитителем Солнц, и он подавит любую попытку воспользоваться этими боевыми машинами. Так что остается одно: медленно убить свое дитя, лишив его притока знаний. Жестокое решение.
Пока еще никто не видит дисплея ее браслета, который непрерывно передает требования «Плацдарма» о немедленной посылке ему новой информации. Уже час, как «Плацдарм» заметил, что обещанная ему расписанием новая информация не поступила. Первый запрос носил чисто технический характер — проверка, работает ли передающий луч. Позднее «Плацдарм» стал настойчивее, хотя вежливости не утратил. Теперь он стал терять дипломатические навыки — машина ощутила эквивалент тревоги.