Пространство Откровения

— Доброе утро, — сказала Вольева, спускаясь с лестницы на травку, покрытую жемчужной росой. — Догадываюсь, что кофе вы мне не оставили.

Они подняли на нее глаза, кто-то даже повернулся на стуле, чтобы поздороваться. Она чутко наблюдала за их реакцией, пока они с тихим звоном откладывали в сторону вилки и ножи. Трое поздоровались. Суджика ничего не сказала. Голос подал только Саджаки.

— Рад снова увидеть тебя, Илиа, — он взял со стола вазу с фруктами. — Хочешь грейпфрут?

— Спасибо. Пожалуй, не откажусь.

Вольева подошла к столу и взяла у Саджаки тарелку. На ломтиках грейпфрута блестел сахарный песок. Она умышленно села между женщинами — Суджикой и Кжарваль. Они обе были негроидного типа, с начисто обритой головой, если не считать огненных витых прядей, торчавших из макушки. Эти пряди очень много значили для Ультра — они соответствовали числу погружений в глубокий сон во время космических полетов или числу раз, когда их корабли достигали скорости света. Обе женщины присоединились к команде совсем недавно, после того, как их собственный корабль был захвачен «Ностальгией по Бесконечности». Ультра торговали своей верностью так же легко, как пресным льдом или информацией, которые у них играли роль твердой валюты. Обе были явными химерийками, хотя их трансформация была куда более скромной, нежели у Хегази. Руки Суджики ниже локтей переходили в богато гравированные тонкие бронзовые рукавицы, инкрустированные позолоченными окошечками, в которых непрерывно возникали голографические изображения. Бриллиантовые ногти сверкали ослепительно на кончиках невероятно тонких пальцев этих поддельных рук. Большая часть тела Кжарваль была органична, но глаза у нее были чисто кошачьи — с красным косо поставленным зрачком. На плоском носу не было настоящих ноздрей — всего лишь узкие жабровидные прорези, которые, казалось, говорили о ее способности жить в водной среде. Она не носила никакой одежды — просто вся, кроме глаз, ушей, ноздрей и рта, была затянута в гладкую — без единой складочки — кожу, сделанную из эбенового неопрена. Груди были лишены сосков. Пальцы изящны, но без ногтей, большие пальцы ног как бы едва намечены, точно скульптор, который ее делал, торопился перейти к новому объекту. Когда Вольева села, Кжарваль взглянула на нее с безразличием, слишком подчернутым для искреннего.

— Как прекрасно, что ты опять с нами, — сказал Саджаки. — Ты тут работала, пока мы все дрыхли. Что-нибудь особенное было?

— Да так… То это, а то — то.

— Замечательно, — улыбнулся Саджаки. — То это, то — то. А скажи, между «тем» и «этим» ты ничего не заметила, что могло бы пролить свет на смерть Нагорного?

— А я-то все думаю, где Нагорный? Вот ты и ответил на мой вопрос.

— Но ты на мой не ответила.

Вольева занялась грейпфрутом.

— Последний раз, когда я его видела, он был жив. Не понимаю… Между прочим, отчего он умер?

— Капсула подогрела его слишком рано. Возникли нежелательные биохимические процессы. Вряд ли стоит входить в подробности.

— Во всяком случае, не за завтраком, — очевидно, они его осматривали не очень внимательно. Если б они это сделали, то увидели бы следы ушибов, хотя она и постаралась их замаскировать.

— Извини, — сказала она, бросив взгляд на Суджику. — Я вовсе не хотела показаться бессердечной.

— Конечно, нет, — сказал Саджаки, переламывая в пальцах корочку хлеба. Он твердо взглянул на Суджику своими близко посаженными косыми глазами. Будто смотрел на непослушную собаку. Татуировка, нанесенная в те дни, когда он обманным путем проник в ряды пиратов с Жировика, почти сошла, оставив светлые полоски там, где, несмотря на патентованные средства, которые он использовал в глубоком сне, она чуть-чуть просматривалась. Может быть, подумала Вольева, Саджаки сам распорядился, чтобы лекарства эти следы пребывания у пиратов оставили? И воспоминания о той богатой добыче, которую он получил? — Я уверен, что нам следует снять с Илиа всякую ответственность за то, что произошло с Нагорным. Так, Суджика?

— А почему я должна винить ее за несчастный случай? — спросила Суджика.

— Ты совершенно права. На этом и покончим.

— Не совсем, — сказала Вольева. — Может, сейчас и не лучшее время для этого, но… — она замялась. — Дело в том, что мне надо вынуть у него из головы свои датчики. Хотя они почти наверняка окажутся испорченными.

— А новые ты сумеешь изготовить?

— Если хватит времени, то — да, — она вздохнула и сказала с сожалением: — Мне понадобится новый кандидат.

— Может, найдешь кого-нибудь, пока мы будем крутиться у Йеллоустона? — предложил Хегази.

Голограммы рыцарей все еще носились по лужайке, но никто не обращал на них внимания.

Холодный воздух в доме Мадемуазель показался Хоури самым чистым, которым ей пришлось дышать со времени своего прибытия на Йеллоустон. Но сказать так — значило не сказать ничего. Он был чист, но ему не хватало аромата. Скорее, он был обогащен запахами, которые она слышала в госпитальной палатке на Краю Неба: смесь йода, капусты и хлорки. В последний раз, когда видела Фазиля.