Пространство сна

– Простите, – она задумалась, вспоминая имя гостя, да так и не смогла вспомнить, – но только в эти выходные мы с сыном едем в Москву навестить отца. Все-таки больше двух недель не виделись…

И хотя это была совершеннейшая правда, Брушко не поверил сказанному ни на секунду, а решил, что его просто выставляют за дверь. Он, для порядка, состроил грустно-радостную физиономию и завопил:

– Ну, конечно, конечно, Ирина Николаевна, – запричитал он, – первым делом – семья: муж, дети… Но уж в следующее воскресенье не отвертитесь…

И, поцеловав ей руку, наконец, отбыл.

Замковская взяла отложенную страницу.

«Сегодня Машка по мне, как по бревну, сползала на пол без особых проблем. Это огромное достижение – сползти вниз».

«Потихоньку пробуем лепить и рисовать на дверях красным карандашом. У нее в последнее время появились такие «щепотки» из пальчиков, порой мешающие что-то взять. В эти щепотки удачно вкладывается карандаш и ведется длинная-предлинная дорога».

«Мы с Кроликовым становимся похожими друг на друга. Я, из-за постоянства игры с ней рядом и отражения ее самой, ловлю себя на мысли, что и находясь в другой комнате я продолжаю отражать и жить на ее волне. Мы с ним укрепляем симбиотические связи: стали понимать друг друга практически с полуслова».

Ирина встала, отложила листки. Все-таки она не могла читать ЭТО помногу, похоже, просто не хватало характера.

«Интересно, замужем она или нет и какие отношения с мужем? – думала она, укладываясь, – Надо будет завтра спросить Зуева про это и еще, что она имеет в виду под симбиотическими связями».

Замковская сегодня почему-то чувствовала себя неуютно под легчайшим и теплым пуховым одеялом, которое специально прислал Тимофей. Не холодно, а неуютно. Из-за писем? Из-за визита? Из-за Надин?

Внезапно она поняла, кого напоминал ей «представитель городской исполнительной власти» – Коровьева из «Мастера и Маргариты». Почему-то это открытие успокоило ее, потом всплыла вдруг легкая досада на себя за то, что так и не поняла смысла визита Брушко, но Ирина уже заснула.

12

Говорят, что женский алкоголизм страшней мужского и если дама всерьез начинает пить, то остановить ее просто невозможно. А если эта женщина – русская, следовательно, ни в чем меры не знающая, да, кроме того, интеллигентная, то есть знающая достаточно умных слов, чтобы убедить себя в том, что черное – это белое, а закат солнца – это как раз и есть его восход, то тут вообще кричи караул…

В редкие минуты просветления Надин с изумлением рассматривала себя в зеркале и клялась Замковской, что больше ни-ни. Ирина хотела отправить ее домой с еженедельной машиной, курсировавшей между гостиницей и их домом в Барвихе, но потом, поддавшись уговорам Матрены, согласилась оставить до выходных, о чем теперь жалела.

На самом деле ей гораздо больше нравилась новая «тетя», чем прежняя. Оказывается, внутри этой, закованной в латы педагогических и медицинских знаний, женщины жила нормальная баба со своей тоской и нерастраченной нежностью. Оказывается, она действительно любила Сереньку, а не просто пыталась с его помощью доказать свои научные выкладки. Оказывается, не зря она называла себя Надин, потому что французским она владела в совершенстве, что было не очень заметно в Париже, где ее заклинило и она просто не могла вымолвить ни слова на заграничном языке.

Кроме того, у тети обнаружился красивый и довольно сильный голос, которым она вполне сносно целыми днями напевала песни из репертуара Джо Дассена и Мирей Матье. Все это было очень здорово, но…

Но доверить сына полупьяной женщине Ирина все-таки побаивалась, к тому же Надин вдруг начала заигрывать с охранниками, а потом перешла и на местных жителей, чем привела Замковскую уже в полное возмущение.

Она никак не могла понять, когда «тетя» умудрилась превратиться из интеллигентной женщины в запойную алкоголичку. Ирине казалось, что та просто валяет дурака.

Допрос, проведенный в один из редких просветов, дал странный ответ. На прямой вопрос Замковской:

– Надин, что случилось, почему вы пьете?

Тетя вздохнула, посмотрела куда-то вдаль и сказала:

– Нравится…

С детства ненавидящая пьянство, Ирина нашла все-таки в себе силы вежливо спросить:

– А раньше?

– А раньше я и не знала, что может быть так хорошо, – честно призналась Надин, продолжая глядеть куда-то вдаль.

Хоть и не запойная, все равно не понятно, что с ней дальше делать.

Матрена, виновато глядя на Замковскую, каждое утро и вечер являлась покормить и поиграть с Серенькой. Она уже ничего не говорила в свое оправдание, но и денег за визиты брать отказалась категорически.

Доктор Ирине с Серенькой съездить в Москву повидаться с Тимофеем разрешил, но предупредил, что лучше всего, если они вернутся в понедельник к занятиям, а в субботу и воскресенье не будут делать перерыва в попытках научить Сереньку катать машинку по полу, а не хватать ее и прижимать к себе. Никакого прогресса на эту тему пока видно не было.