Проступок аббата Муре. Страница любви

Она уже опорожнила две тарелки. Затем, с набитым ртом, заявила:

– Вот и расходиться начинают… Можно будет не стесняться.

Действительно, дамы уходили одна за другой, пожав руку госпоже Деберль. Многие мужчины уже незаметно удалились. Комнаты пустели. Тогда несколько мужчин в свою очередь подсели к столу. Но мадемуазель Орели прочно сидела на своем месте. Она не отказалась бы от стакана пунша.

– Я принесу вам, – сказала, вставая, Элен.

– О нет, благодарю вас… Не трудитесь.

Уже в течение нескольких минут Элен наблюдала за Малиньоном. Пожав руку доктору, он теперь, стоя на пороге, прощался с Жюльеттой. У нее было все то же безмятежное лицо, ясные глаза; глядя на ее любезную улыбку, можно было подумать, что он говорит ей комплименты по поводу ее вечера. Пока Пьер наливал Элен пунш на поставце у двери, она незаметно сделала несколько шагов вперед и, спрятавшись за портьерой, прислушалась.

– Прошу вас, – говорил Малиньон, – приходите послезавтра… Я буду ждать вас к трем часам…

– Вы никак не можете быть серьезным, – отвечала, смеясь, госпожа Деберль. – Что за глупости вы говорите!

Но он настаивал:

– Я буду ждать вас… Приходите послезавтра… Вы знаете куда.

Тогда она быстро прошептала:

– Ну хорошо, послезавтра.

Малиньон поклонился и исчез. Госпожа де Шерметт уходила вместе с госпожой Тиссо. Жюльетта весело проводила их до передней, говоря первой с самым любезным видом:

– Я буду у вас послезавтра… У меня уйма визитов в этот день.

Элен, вся бледная, стояла неподвижно. Пьер держал перед ней стакан пунша. Машинально взяв стакан, Элен отнесла его мадемуазель Орели, – та уже принялась за глазированные фрукты.

– О, вы слишком любезны! – воскликнула старая дева. – Я бы подала знак Пьеру… Видите ли, напрасно не предлагают пунша дамам… В моем возрасте…

Но она перебила себя, заметив бледность Элен:

– Положительно, вы нездоровы… Выпейте-ка стаканчик пунша.

– Благодарю вас, это пустяки… Здесь так жарко…

Элен едва держалась на ногах. Она вернулась в опустевшую гостиную и упала в кресло. Свет ламп принял красноватый оттенок. В люстре догорали свечи, – казалось, сейчас лопнут розетки. Слышно было, как в столовой прощались последние гости. Элен забыла, что пора уходить; ей хотелось остаться здесь, поразмыслить. Итак, это не был сон: Жюльетта отправится к этому человеку. Послезавтра – Элен знала день. О, теперь она уже не будет стесняться! – этот крик неумолчно звучал в ней. Затем она подумала о том, что ее долг – поговорить с Жюльеттой, не дать ей впасть в грех. Но эта добрая мысль пронизывала ее холодом, и она нетерпеливо отгоняла ее. Ее взор не отрывался от камина – там потрескивало догоравшее полено. В неподвижно-душном воздухе еще реял запах душистых волос.

– Да вы здесь! – воскликнула, входя, Жюльетта. – Как это мило, что вы не сразу ушли… Наконец-то можно передохнуть!

И так как Элен, захваченная врасплох, хотела встать, она добавила:

– Постойте же, куда вам торопиться!.. Анри, дай мне мой флакон.

Еще трое-четверо гостей, свои люди, задержались. Все уселись перед потухшим камином. Среди уже дремотного покоя просторной комнаты завязался мило непринужденный разговор. Двери были открыты, сквозь них виднелась опустелая маленькая гостиная, опустелая столовая, вся квартира, еще освещенная, объятая глубоким молчанием. Анри был нежно предупредителен с женой; он принес из спальни флакон, – она вдыхала аромат, томно закрывая глаза. Не слишком ли устала Жюльетта, спрашивал доктор. Да, она испытывала легкую усталость, но она была в восторге, – все сошло отлично. И она рассказала, что в ночь после своих званых вечеров она не может уснуть и ворочается в постели до шести часов утра. Анри улыбнулся. Послышались шутки. Элен смотрела на супругов, и дрожь пробегала по ее телу. Оцепенение сна, казалось, постепенно овладевало домом. Гостей уже было только двое. Пьер пошел за фиакром. Элен осталась последней. Пробило час. Анри, не стесняясь более, приподнялся на носки и задул на люстре две свечи, накалявшие розетки. При виде этих гаснущих одна за другой свечей, при виде этой комнаты, тонувшей как бы в сумраке алькова, можно было подумать, что здесь готовятся ко сну.

– Я не даю вам лечь спать, – пролепетала Элен, поднимаясь резким движением. – Гоните же меня.

Она покраснела, кровь прилила к ее лицу. Они пошли проводить ее до передней. Там было холодно. Доктор беспокоился за жену: у нее очень открытое платье.

– Вернись, ты простудишься… ты разгоряченная.

– Ну что ж, прощайте, – сказала Жюльетта, целуя Элен, как она делала это в минуты нежности. – Навещайте меня почаще.