Проступок аббата Муре. Страница любви

Когда Элен, проводив господина Рамбо, вернулась из передней, стрелка показывала без четверти три. Через четверть часа все будет кончено. Неподвижно стоя у камина, она мысленно представила себе сцену, которая должна произойти: Жюльетта уже там, Анри входит и застает ее. Комната была знакома Элен, мельчайшие детали рисовались ей с ужасающей ясностью. Тогда, еще вся потрясенная надрывающим сердце рассказом господина Рамбо, она почувствовала, что ее охватывает трепет. Будто крик прозвучал в ее душе. Ее поступок, написанное ею письмо, этот трусливый донос – это низость. Ей вдруг открылось это, словно в ослепительном озарении. Неужели она сделала такую подлость? И она вспомнила жест, которым бросила в ящик письмо, ошеломленная, подобно человеку, который глядит на то, как другой совершает дурной поступок, без всякой мысли о том, что ему следует вмешаться. Она словно пробуждалась от сна. Что случилось? Почему она так пристально следит за движением часовых стрелок по циферблату? Прошли еще две минуты.

– Мама, – сказала Жанна, – если хочешь, мы вечером пойдем вместе к доктору… Это будет мне прогулка. Я сегодня задыхаюсь.

Элен не слушала ее. Еще тринадцать минут. Но не может же она допустить, чтобы произошла такая чудовищная вещь. В этом смятенном пробуждении ее воля исступленно сосредоточилась на одном: предотвратить беду. Так надо – иначе жизнь ее кончена. И, не помня себя, она побежала в спальню.

– А, ты берешь меня с собой! – весело воскликнула Жанна. – Мы идем к доктору сейчас же, – так, мамочка?

– Нет, нет, – ответила Элен. Ища свои ботинки, она наклонилась, чтобы взглянуть под кровать.

Не найдя их, она только махнула рукой, решив, что может пойти в легких домашних туфельках, которые были у ней на ногах. Теперь она рылась в зеркальном шкафу в поисках шали. Жанна с заискивающей ласковостью приблизилась к ней.

– Так ты не идешь к доктору, скажи, мамочка?

– Нет.

– Возьми меня все-таки с собой… Ах, возьми меня! Я буду так рада!

Но Элен нашла наконец шаль, набросила ее на плечи. Боже мой! Оставалось только двенадцать минут – только время добежать. Она явится туда, она что-нибудь предпримет, все равно что. По дороге она придумает.

– Мамочка, возьми меня с собой, – повторяла Жанна все более тихим и умоляющим голосом.

– Я не могу взять тебя, – ответила Элен. – Я иду в такое место, куда дети не ходят… Розали, подайте мне шляпу!

Лицо Жанны побледнело. Глаза ее потемнели. Голос стал отрывистым.

– Куда ты идешь? – спросила она.

Мать, не отвечая, завязывала ленты шляпы.

– Ты теперь всегда уходишь без меня, – продолжала девочка. – Вчера ты уходила, сегодня уходила и вот уходишь опять. Мне так грустно, я боюсь оставаться здесь одна… О, я умру, если ты бросишь меня… Слышишь, умру, мамочка…

Рыдая, в припадке горя и бешенства, она вцепилась в юбку Элен.

– Послушай, пусти меня, будь благоразумна! Я вернусь! – твердила мать.

– Нет, я не хочу… не хочу… – бормотала девочка. – О, ты уже не любишь меня, иначе ты взяла бы меня с собой… О, я чувствую, ты больше любишь других… Возьми меня, возьми меня, или я останусь здесь на полу, ты найдешь меня на полу…

И она обхватила руками ноги матери, рыдала, уткнувшись лицом в складки ее платья, цеплялась за нее, повиснув на ней всей тяжестью, чтобы не дать ей сдвинуться с места. Стрелки часов не останавливались: было без десяти три. Элен пришла мысль, что она ни за что не поспеет вовремя; потеряв голову она резко оттолкнула Жанну.

– Что за несносный ребенок! – воскликнула она. – Это настоящая тирания! Если будешь плакать – смотри у меня!

Она вышла, хлопнув дверью. Жанна, шатаясь, отступила к окну; оцепенев, белая как полотно, ошеломленная грубостью, она даже перестала плакать. Простирая руки к двери, она дважды крикнула: «Мама! Мама!» – и, упав на стул, потрясенная ревнивой догадкой, что мать обманывает ее, она застыла, глядя расширенными глазами в одну точку.

Элен торопливым шагом шла по улице. Дождь прекратился. Только отдельные крупные капли с кровельных желобов стекали ей на плечи. Она собиралась поразмыслить по дороге, наметить план действий. Но теперь она стремилась лишь к одному – поспеть вовремя. У Водного прохода она на мгновение остановилась в нерешительности. Лестница превратилась в поток – то низвергались по скату переполненные водосточные канавы улицы Ренуар. Вдоль ступенек, между жмущихся друг к другу стен, летели брызги пены; блестели углы камней, омытые ливнем. Бледный, падавший с серого неба свет белесо озарял проход между черных веток деревьев. Кое-как подобрав юбку, Элен начала спускаться. Вода доходила ей до щиколоток, туфли чуть не остались в луже; она слышала вдоль ската звонкий шепот, подобный тихому журчанью ручейков, текущих среди высоких трав в лесной чаще.

Внезапно Элен очутилась на лестнице, перед дверью. Она стояла перед ней, не дыша, в мучительной нерешимости. Вдруг ей вспомнились слова старухи, и, отбросив колебания, она постучалась в дверь кухни.

– Как, это вы? – сказала тетушка Фетю.