Простые чудеса

— Да я так всем говорю, чтобы их в семьи не забрали. И дверь обычно запираю. Это я для тебя сегодня оставил, — шмыгнул носом Адам. — Ты мне вчера рассказала про свою задумку насчёт возрождения вида. А я, получается, давно над этим работаю. Сюда детей приносят, а я их в семьи не отдаю, стараюсь сам воспитывать. А если усыновители приходят, говорю, что всех разобрали. Ты не думай, тут им хорошо. И учу их, и воспитываю. Смотри, всё сами делают, — с гордостью указал он на детей за столом. — А какой вчера борщ забацали! Пальчики оближешь! В общем, есть у меня задумка — поселение в нашем лесу. Но одному мне не справиться. Нужны ещё взрослые… Ты как, хочешь со мной?

Ева задумалась.

— Почему ты не хочешь, чтобы их воспитывали биороботы? Они бы могли дать им лучшее образование, чем ты. Они бы умели всё делать намного лучше, чем можешь научить их ты.

— Бесперспективняк! — с трудом выговорил Адам. — Слушай мою теорию. Не знаю, слышала ли ты про такое. Однажды, ещё в лохматые годы, один известный учёный, Джон Кэлхун, поставил такой эксперимент.

Он взял бак два на два метра и создал в нём идеальные условия для мышей. Ну там еда, вода, температура, уборка. По его расчётам, там могли бы комфортно жить несколько тысяч мышей. Есть, например, одновременно могли девять с половиной тысяч. И вот. Запустил он туда сначала четыре пары, они стали активно размножаться, но, когда их стало более шестисот, поведение мышей изменилось. Во-первых, самки начали рожать детёнышей намного реже и периодически загрызали их при рождении. Потом появилось очень странное поколение мышей. Их назвали «красивые». Самцы этой группы отказывались драться и бороться за самок и территорию, не хотели спариваться. «Красивые» только ели, пили, спали и очищали свою шкурку, избегая конфликтов. Несмотря на хорошее питание, мыши пожирали молодняк и друг друга.

Ева поeжилась.

— Ну и передохли все в конце концов, — закончил историю Адам. — А, да, — вспомнил он. — Этот учёный в конце эксперимента взял несколько «красивых» мышей и поселил их в хорошие, не перенаселённые условия, но их поведение не изменилось. Так и не захотев размножаться, они передохли от старости.

— Почему? — прошептала Ева.

— Ща! Я это не выговорю. Адам вытащил из кармана телефон, потыкал в экран и выразительно прочитал:

— Наблюдаемая ситуация позволила Кэлхуну сделать вывод, что при достижении определённой плотности населения и заполнении всех социальных ролей в обществе возникает популяция молодых «изгоев», количество которых только увеличивается. В результате распадаются социальные связи и уничтожается общество в целом. В идеальных условиях существования нормальным становится «примитивное аутистическое поведение», которое приводит к вымиранию популяции.

— Понятно? — гордо произнёс Адам, засунув телефон обратно в карман.

— Да, но… Ты хочешь сказать, что когда всё слишком хорошо — это плохо?

— Это не я, это эксперимент. И мне кажется, биороботов реально слишком много, они не заинтересованы в том, чтобы ещё и люди толклись с ними на этой планете. Если доверить им воспитание детей, они с детства будут убеждать их не размножаться в дальнейшем. Они уже так делают. Ты что, мне, не веришь? Я кое-кому рассказал про свою идею. А они мне такие: «А на фиг это надо, и так народу до фига, с детьми ещё ковыряться, нам и так хорошо. Зачем нам этот лес, это поселение? Нас и тут неплохо кормят».

— А как вообще, тяжело? — кивнула Ева на детей, закончивших свою работу и увлечённо играющих в какую-то игру за тем же столом.

— Сейчас полегче, — вздохнул Адам. — А когда мелкие совсем были, жить не хотелось. Первого покормишь, второго, третьего, а первый уже обосрался, — усмехнулся он. — Ладно, ты подумай… Я был бы очень рад… Даже не в том дело, что мне нужна твоя помощь… Просто ты такая прикольная… Ты мне ещё тогда, с палкой, понравилась, когда по заборам колотила. А то все девчонки знакомые заторможенные какие-то, замороженные.

— Слушай, Адам! А познакомь меня с кем-нибудь ещё из людей, я очень хочу с ними поговорить… Ну пожа-а-а-а-луйста!

— Да, конечно, Ев, если хочешь. Давай завтра гавриков своих покормлю, и пойдём. Можем к Машке сходить или к Артуру. Только зря это всё, вот увидишь…

На следующий день уже в девять утра Адам, Ева и двое малышей спускались по крутой лесенке в какой-то погребок. Открыв дверь и подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, они увидели несколько столиков и старый деревянный прилавок. За прилавком, положив на него груди, восседала женщина, лет сорока на вид. Она была непомерно толста.

— О! Адамчик явился, дорогой! — заголосила она. — Да не один! Садитесь, дорогие! Возьмите деткам по мороженому, там, в холодильнике! Опять, Адамчик, меня в лес будешь звать, дорогой! И не проси! Я уже три года отсюда не выхожу, и не хочу я видеть этот ваш мир! — не давая вставить и слова, говорила и говорила, как фокусник, одновременно доставая откуда-то из-под прилавка тарелки и разные кушанья.

Ева уже очень хотела выбежать наружу и больше не видеть эту странную женщину, но ей хотелось ещё кое-что выяснить.